Собеседник Первого Информационного – этнограф Гаяне Шагоян.
— Госпожа Шагоян, в течение последних нескольких месяцев одной из самых обсуждаемых тем была лихорадка в связи с памятниками Микояну, Калашникову, Бабаджаняну, особенно время от времени вспоминаем чиновников советского времени. Какие опасности Вы видите?
— Это опасно не только своими тенденциями, что постоянно пытаемся представить советский период героическим, в лице видных деятелей, для меня это является символом предпочтений и культуры нашей элиты. То есть, независимо от идеологии, независимо от того, какие националистические отклонения происходят, в действительности мы имеем дело с таким видом бюрократии, или номенклатуры, который кроме системы управления Советского Союза, и законов, действующих в контексте этой системы, и даже лиц, не несет никаких ценностей.
И это, кажется, очень гармонирует с теми политическими событиями, которые происходят накануне вступления в Таможенный союз, и активации роли России в этом регионе. И даже независимо от того, имеют ли эти процессы глубокие связи, есть заказ, или нет, их совпадение, и обсуждения вокруг них, говорят о том, что, прежде всего, в этих восприятиях видны эти совпадения, и немногие комментируют эту случайность, как действующее явление. То есть, считают, что это не случайно, и это также является показателем того, что мы сегодня, по сути, независимо от формата, хотя бы на уровне нашей элиты, пытаемся вернуться в Советскую империю, со всеми вытекающими, большими и малыми проблемами.
— То есть, мы отстаем от тенденций развития мира, постоянно оставаясь в статусе младшего брата России?
— Выбор этих персонажей, и те форматы, которыми принимается решение о том, какой памятник поставить, все это говорит о более тяжелой системе управления. То есть, здесь не только проблема колониализма и «младшего брата», но также проблема авторитарной системы ценностей, и формата.
Что я имею в виду? Во-первых, независимо от того, чей памятник ставим, этот процесс, лишен либеральных, или демократических противоречий. Если даже примем, что персонажи выбраны правильно, нет никакого решения художественного совета вокруг этих вопросов, нет культуры, нет предварительно организованных обсуждений и решений, как и почему принимаются решения, общество узнает об этом только после принятия решения. Это одна проблема, которая с уверенностью могу сказать, находится за рамками тех ценностей, которые заявлены в нашей Конституции.
Вторая проблема – это выбранные персонажи и тот путь, по которому эти персонажи появляются, или есть опасность, что появятся на улицах Еревана. Хотя бы в случае Микояна и Калашникова мы знаем, что инициатива идет от армянской общины России, и это не единственный случай, и не новость. Кстати, у нас была та же проблема, когда в Гюмри устанавливали памятник жертвам землетрясения, автором которого был Фрид Согоян, тоже скульптор, проживающий в России. И если посмотрим на стиль, язык, форму этих памятников, то увидим, что они в действительности, очень советские своим форматом и видом, эти памятники больше соответствуют памятникам соцреализма. Эти памятники являются российским мейнстримом, проявлением вкуса, лишенного тенденций к высокому искусству. Они проникают в Ереван.
Идет конкурс, и это является результатом того, что самой влиятельной из богатой палитры Диаспоры, по сути, во всех смыслах, становится российская Диаспора. И в отличие от французских или американских армян, которые для нас даже в политическом смысле являются довольно большой силой в плане воздействия на органы местного самоуправления, потому что для них это единица организованных голосов при принятии решений, связанных с тем, или иным вопросом. В России, как и в Турции, наша община становится каким-то заложником, для спасения которого мы не имеем права сделать какой-либо шаг, который не совпадает с предпочтениями властей этой страны.
— То есть, российская Диаспора становится доминантной, в которой есть олигархи?
— Кроме того, что есть предприниматели, которые внесли довольно большой вклад в Армению, особенная роль российской Диаспоры состоит в том, что российская система управления такова, что для нее не важны, по крайней мере, голоса двух миллионов населения, потому что в таком случае, она руководствуется не тем, какой заказ поступит от этих двух миллионов. Путин время от времени пугает, что у нас два миллиона армян, когда принимаете какое-то решение, подумайте о них. Такого шантажа еще не было, независимо от наших отношений с Францией, США, или с другой страной, кроме Турции, том случае, когда объектом шантажа становятся нелегальные армяне. Даже в случае Германии и Франции, где много случаев депортации по причине нелегальности, мы не слышали такого шантажа.
И это также говорит о разных системах ценностей, которые, как в случае Калашникова, поскольку расположена российская база, решили, что она не только должна защищать границы Армении, но и руководство российской базы решило, что она должна также обеспечить свое культурное присутствие, увековечив памятник создателя оружия, не учитывая то, что готово ли это общество к прославлению какой-либо милитаризации, желает этого, согласно с этим, или нет. То есть, исходя из колониальных позиций, что в последнее время очень заметно в различных форматах российско-армянских отношений, мы видим это принуждение. Все это разворачивается в обсуждениях вокруг памятника, но в действительности говорит о более глубоких процессах.
— То есть, российская Диаспора сегодня может оказывать серьезное влияние на каждое решение наших властей?
— Мне кажется, было бы правильно, если бы мы сформулировали, что устами элиты армянской Диаспоры Россия диктует Армении свои желания. В России проживает около двух миллионов армян, и немногие из них представляются в качестве лиц, приписывающих себе монополию озвучивания голоса армян. Ара Абрамян постоянно говорит от имени армянской общины, от своего имени, но он решил, что представляет общину, но еще не понятно, по каким сетям обеспечивается эта связь.
Обычно в наших общинах очень большую роль играли церковь и культурные центры. Российская община, будучи общиной, охватывающей очень большую территорию, представляется единогласно говорящей общиной, что, по моему мнению, является очередной фикцией. В общинах многих стран принято, что некоторые люди узурпируют голос общины, и работают национальными меньшинствами, чтобы легитимировать заявления властей, сделанные от имени той, или иной общины. Здесь мы видим то, что элита, от имени которой делаются предложения, часто вызывающие обсуждения, является немногочисленной группой армян интеллигентов, проживающих в Москве, которые не представляют армянскую общину России. В России многие живут за счет этой общины, если под этой общиной понимать наших соотечественников, которые переехали в Россию, которые содержат семьи, а не диктуют политику, не говорю уже о культурной политике, в плане украшения города.
— Общество бурно отреагировало на решение об установлении памятника Микояну. И если требование общества не будет выполнено, и после установления памятника будут акты вандализма, насколько это будет оправдано?
— Я приветствую этот процесс обсуждений. Наконец это стало поводом для нас, чтобы переосмыслить не только советское прошлое, но и также опасность советизации нашего настоящего и будущего. И это очень хороший повод. И большой вклад общества я вижу именно в этих обсуждениях.
