Собеседник Первого Информационного – депутат парламентской фракции Армянского национального конгресса Грант Багратян.
— Около двух недель назад премьер-министр заявил о борьбе с коррупцией, министр экономики обещал через три недели опубликовать имена монополистов, но также распространили заявление и призвали журналистов заявить о монополистах, если они знают таковых, и помочь найти их. Насколько эти шаги могут быть реальными, или это очередные имитационные процессы?
— Если все это серьезно, то совершенно по-другому должны ставиться вопросы, в частности, и по части импортеров-монополистов, а также у нас уже есть и экспортеры-монополисты, и по части устранения контрольных цен на границе. Если они начнут бороться с этим, я буду только рад.
— Действительно бороться, имею в виду, отрубят ли тот сук, на котором они сидят?
— Мы не воспринимаем это серьезно, но если борются, это хорошо. Если это серьезно, пускай начнут в тех сфер, которые важны. Я только желаю удачи всем, кто захотят бороться с этим.
— Господин Багратян, о сокращении 797 служебных автомобилей было заявлено на прошлом заседании правительства, насколько это имеет отношение к этой борьбе?
— Это – незначительный фактор. Хотя скажу, что по сравнению с нашими временами, число служебных автомобилей увеличилось в 2,5-3 раза, а аппарат управления – почти в 1,7 раз. Но сокращение государственных расходов… В конце концов, эти автомобили используются. Есть лично заинтересованные, скажем, замминистра или начальник отдела в НС, это маленький вопрос, по сравнению с более значительными коррупционными рисками, мы не говорим, что не делайте этого, но, безусловно, нужно начать с крупных.
— Как можно вести борьбу с монополиями в правильном направлении?
— У армянского народа есть очень простое решение относительно этого вопроса.
— Какое?
— Этой страной должен руководить я – это одно из решений. Наше единственное долгосрочное правительство, относительно которого никто не сделал никаких коррупционных заявлений, ни оппозиция, никто.
— Серж Саргсян говорил о том, что в апреле КГД смог собрать беспрецедентную сумму, Вы знакомы с этим выступлением, замечаете какой-либо шаг или нет?
— О беспрецедентных доходах в апреле этого года речи быть не может, апрель – это месяц отчетов, когда балансы закрываются, было получено 97 миллиардов, немного больше, чем когда-либо было в апреле, но эти 97 миллиардов меньше, чем полученное 10 лет назад, потому что есть инфляция, и говорить о серьезных сдвигах мы не можем. Кроме того, в то время были сделаны расчеты также и по части таможенных пошлин, которые мы плохо собираем. В процентах мы получаем от ЕАЭС. Мы должны говорить не о закономерной случайности, а о случайной закономерности. Так что я не согласен с такой поспешной оценкой, которая делается для того, чтобы показать и убедить самих себя, что дела идут хорошо.
— Дела идут плохо, очень плохо?
— А как же еще, мы можем четко сказать, что было обещано, скажем, 100 процентов, сделано – 20 процентов, ровно 1/5; 4/5 не было сделано, вы считаете это хорошо или плохо?
— Плохо.
— Скажем, та программа, которая есть – 7-процентный рост и так далее, например, обобщают бюджет, должно было быть 7, но меньше 7, решили, что будет 4,1, но получили 3, а в конце года говорят, что 3,5, потом обязательно через несколько месяцев снижают этот показатель. Сами посудите, плохо это или хорошо. И каждый год из страны уезжает 47 тысяч человек, пока уезжающих больше, чем приезжающих, наши дела будут идти плохо, наши дела улучшатся тогда, когда мы получим рост, будь то 7 процентов, или 17, когда вдруг увидим, что уезжающих меньше, чем приезжающих.
— Это обусловлено только этим?
— Это – хороший лакмус.
— Господин Багратян, а сокращение 797 автомобилей может увеличить социальное бремя, учитывая то, что, фактически, 797 человек точно останутся без работы.
— Поэтому мы и сказали, что если в результате сокращения государственных доходов правительство на эту сумму создаст больше рабочих мест, но производственных рабочих мест, это хорошо, но если не создаст, то это ничего собой не будет представлять, это сократит валовой спрос, и навредит экономике.
— Каким, на Ваш взгляд, должен быть следующий шаг правительства? После этих демонстративных шагов, каким должен быть следующий серьезный шаг в реальной борьбе с коррупцией?
— Первой задачей правительства,- остальные задачи являются производными этой задачи,- должно быть устранение монополий, и передача 90 процентов экономики малому и среднему бизнесу, крупных бизнесов должно быть очень мало, они должны быть под контролем государства, и должны работать на экспорт.
— Премьер-министр может начать с самого себя, учитывая то, что был представлен отчет относительно того, что один автомобиль премьер-министра стоил госбюджету 120 тысяч долларов, почему не начинают именно со своих автомобилей?
— То есть, что именно он должен сделать со своим автомобилем?
— Сократили же ненужные автомобили.
— Что он должен делать со своим автомобилем?
— Нужно начать работать другими методами, после четырехдневной войны этот автомобиль тоже нужно продать, пополнить госбюджет.
— Вы делаете хорошее предложение, пускай начнет с себя. Мы не разъезжали на таких автомобилях.
— На Ваш взгляд, отныне они должны жить более скромно, ездить на велосипедах?
— Я, как премьер-министр, ездил на автомобиле, который мне подарила компания «Гранд мулинум» за покупку пшеницы, в качестве благодарности, комплемента. Этот автомобиль я поставил на баланс правительства, оставил в правительстве, и ушел, это была простая машина.
— Сейчас говорят, что для организации больших мероприятий у нас должны быть специальные автомобили, специальный зал, этого всего у нас нет, имею в виду для приема больших делегаций, у нас должен быть надлежащий прием, и, по сути, власти говорят, что по этой части у нас много пробелов.
— У меня нет таких комплексов, если наше государство бедное, мы можем встречать гостей и на Жигулях. В моем правительстве начальники отделов не имели автомобилей, были один-два автомобиля для того, чтобы ночью доставлять людей домой. Мы даже подаренную нам машину отвезли в правительство, оставили, вышли, и мы считали это нормальным.
— И многие в то время ездили на метро.
— Ездили на метро, а мы шли домой пешком, без телохранителей.
— Сейчас говорят, что времена другие, они так это объясняют.
— Тогда был 1993 год, а сейчас – 2016, действительно есть разница – 23 года.
