16 ноября сопредседатели Минской группы ОБСЕ распространили заявление о том, что министры иностранных дел Армении и Азербайджана согласились встретиться в середине декабря в Вене – в рамках предстоящего министериала ОБСЕ. О том, что планируется встреча глав МИД, стало известно еще после переговоров в Женеве, и в этом плане, конечно, заявление сопредседателей Минской группы не было неожиданным.
Был интересен, конечно, процесс, в котором, фактически, была организована встреча или была достигнута договоренность. В особенности в последние дни процесс носил весьма динамичный характер, и было интересно то, что главы МИД Армении и Азербайджана в Москве, так сказать, по очереди встретились с сопредседателями МГ, 14 ноября – Налбандян, 16-го – Мамедъяров. А 13 ноября, как известно, в Сочи Эрдоган встретился с Путиным, и хотя в ходе этой встречи не было предметного разговора об Арцахе – во всяком случае, согласно официальному сообщению, но до этого Эрдоган достаточно ясно сообщил о намерении поговорить с Путиным на эту тему. А 15 ноября в Москве с Путиным встретился Серж Саргсян. И, наконец, на следующей неделе регион посетит глава МИД РФ Лавров – Ереван и Баку.
Мы уже имели случай писать об ускорении карабахского челнока в своей прошлой статье, и здесь, пожалуй, не стоит вновь возвращаться к этому, тем более, что в этом плане пока, кажется, отсутствуют новые развития. Или же новым развитием является заявление сопредседателей МГ ОБСЕ о согласии глав МИД провести встречу, которое в данном случае весьма примечательно и даже немного странно из-за содержащихся в нем 1-2 словосочетаний.
Во всяком случае, в заявлении тройки сопредседателей Минской группы кажется мы впервые встречаем две формулировки – «субстантивные вопросы» и «конкретные меры по снижению напряженности на линии соприкосновения». Сопредседатели отмечают, что подготовят повестку дня этой встречи, в которую войдут субстантивные вопросы политического урегулирования, а также конкретные меры по снижению напряженности на линии соприкосновения. Какой смысл заложен в словосочетании «субстантивный вопрос» — достаточно сложно однозначно ответить, так как этот термин имеет различные смысловые нюансы: с одной стороны, может означать, так сказать, вопросы, не имеющие никакой зависимости, а с другой – может предполагать предметные, ощутимые вопросы. В любом случае, казалось бы, беспрецедентное использование этого слова привлекает внимание и вызывает вопрос о том, что же будет значить это беспрецедентное использование на практике, что оно будет предполагать, чем с этой точки зрения будут отличаться предстоящие переговоры глав МИД от предыдущих?
Также есть и другой вопрос: в плане какого политического урегулирования сопредседатели должны эти «субстантивные вопросы» превратить в повестку, насколько они станут, так сказать, новыми дополнениями или доработками, обновлениями в находившихся до сих пор на столе переговорах вопросы, и насколько они будут содержать предложения с совершенно новыми элементами или содержать совершенно новые детали в старых предложениях? Или же сопредседатели переходят к новой терминологии или фразам чисти из так сказать информационно-пропагандистских соображений, или из соображений так сказать сокрыть отсутствие каких-либо новостей в реальном переговорном процессе или в повестке?
Другая беспрецедентная формулировка в заявлении сопредседателей более проста и этим самым тем более примечательна, хотя, конечно, опять же вызывает ряд вопросов. Они говорят о том, что, подготавливая повестку, представят конкретные меры по снижению напряженности на линии соприкосновения. Это означает – во всяком случае в смысловом плане – переход от общих заявлений о поддержании режима перемирия или от так сказать дипломатическо-декларативных директив уже к весьма конкретным предложениям и действиям. И здесь, конечно, возникает вопрос: будут ли эти «конкретные меры» предполагать, так сказать, «дорожную карту» внедрения механизмов по поддержанию режима перемирия, или же небольшие шаги, скажем, отвод снайперов с передовой – для начала удовлетворившись этим?
Другой вопрос, пожалуй, заключается в том, будет ли дано сторонам время на то, чтобы высказать позицию касательно этих конкретных мер, или же именно в Вене должны быть достигнуты конкретные соглашения и договоренности – с графиком их выполнения? Заявление сопредседателей, в плане того, сколько вопросов оно вызывает, конечно, беспрецедентно, и, пожалуй, также важен и итоговый вопрос – насколько эти «субстантивные вопросы» политического урегулирования будут взаимосвязаны с «конкретными мерами» по снижению напряженности?
