На совещании, состоявшимся в резиденции президента, внимание общественности и экспертов было сосредоточено не на заявлениях Саргсяна о росте цен, а скорее о его словах об увеличении социальных выплат во «второй половине года». Это его заявление было воспринято как еще один импульс премьерских амбиций, учитывая то, что Серж Саргсян говорит о том периоде года, когда он, казалось, не должен быть властью. С другой стороны, это уже не первый раз, когда Саргсян говорит, так сказать, на несколько месяцев вперед. Он даже говорил о нескольких годах вперед, вплоть до 2040 года.
Тем не менее, заявление Саргсяна стало еще одной каплей к убеждению, что, покинув пост президента, он отправится на сохранение власти постом премьер-министра. Однозначно утверждать или отрицать это может, наверное, только сам Серж Саргсян, который не делает ни того, ни другого, продолжая сохранять неопределенность. С другой стороны, он, как правило, регулярно подливает масло в огонь и сохраняет его свежесть. Не исключено, что Саргсян даже не знает, каким будет баланс желания – возможности – необходимости и просто пытается оставить открытыми все двери.
Во всяком случае, заявление Саргсяна, будь это о второй половине, четвертом квартале 2018 года или о 2040 году, вовсе не исключает план премьер-министра или, тем более, раскрытие или намек на решение. Дело в том, что структурное реформирование армянского правительства создает ситуацию, когда де-факто власть находится не в системе государственного управления, а в офисе РПА на Мелик-Адамяна. На практике эта власть была там и до этого, по крайней мере, в последнее десятилетие или на протяжении 11-12 лет, после того, как Серж Саргсян стал членом партии и стал председателем Совета РПА. Просто эта сила Мелик-Адамяна была сбалансирована – Баграмяна, 26 или Робертом Кочаряном, в первые несколько лет, до 2008 года де-юре, а затем де-факто – до 2014-15.
В 2015 году Серж Саркисян нейтрализовал этот фактор баланса или противовеса. Однако возникла еще одна проблема — институт остается, и после 2018 года власть, то есть Мелик-Адамян, должна была определить новое имя и фамилию Баграмяна 26 путем консенсуса взаимных интересов. А Армения была только по-видимому Россией – для повторения тандема Путин-Медведев. Более того, Овик Абраамян был в роли «Медведева» в Армении и не был застрахован от перспективы нейтрализовать, выдавить его. Следовательно, выбор Саргсяна запнулся на уравновешивающем центре или факторе, оставив власть только на Мелик-Адамяна, а полномочия Баграмяна 26, так сказать, пропорционально разделив между премьер-министром, министром обороны, большинством НС, президентом и Советом безопасности. Иными словами, Серж Саргсян децентрализовал и разогнал власть.
Таким образом, де-факто создавалась ситуация, когда в системе государственного управления нет отдельной ветви власти, кроме партийного аппарата на Мелик-Адамяна. А пост президента РПА Сержа Саргсяна не только не ограничивается никаким сроком, но даже в обозримом будущем, кажется, он не подлежит пересмотру. Целью распределения по всей системе управления полномочия Баграмана, 26 также является создание наиболее благоприятных условий для статуса лидера партии.
При таких обстоятельствах лидер РПА может быть более уверенным в себе по части планировании действий правительства, исполнительной или законодательной власти, нежели премьер-министр РА. Тем более, что формирующаяся де-факто новая реальность также укрепляется де-юре политической логикой парламентского управления, где лицо, принимающее решения, является парламентским большинством, и, следовательно, если большинство является не коалицией, роль партии объективно возрастает. Так, например, учитывая слова Сержа Саргсяна о второй половине 2018 года, вопрос заключается не в том, будет ли он премьер-министром или нет в то время, а в том, будет ли он тогда президентом Республиканской партии? И этот вопрос, по крайней мере на данный момент, кажется исключительно теоретическим.
