Карабахский конфликт может быть урегулирован только самими сторонами, у Москвы нет конкретного плана, заявил сегодня министр иностранных дел России Сергей Лавров. Сколько сторон имеет в виду Лавров, то есть рассматривает Арцах в качестве стороны, или только Армению и Азербайджан – неясно, но в его заявлении в этом случае важно, что у Москвы нет «плана». Здесь, конечно, ничто не однозначно, потому что у Москвы нет «плана», но есть «бизнес-план» и она поставляет вооружение Армении и Азербайджану, таким образом генерируя агрессию, по крайней мере, на глубинном уровне, особенно в случае Азербайджана.
Генерация азербайджанской агрессии, так сказать, помогает России получить некоторую зависимость Армении от ее вооружений. Это московская, так сказать, программа-минимум. Тем не менее, это, пожалуй, в настоящее время наименьшее из зол, в том смысле, что в случае наличия «программы урегулирования» Москва способствует агрессии в прямом смысле этого слова, что мы увидели в Апрельской войне, которая стала логическим и трагическим окончанием казанского проекта. В настоящее время в Москве нет программы урегулирования, и ее отсутствие – это определенная победа Армении, достигнутая очень дорогой ценой – ценой жизней армянских солдат. Очень важно, чтобы Армения смогла сохранить эту победу, то есть не позволить Москве иметь новый план урегулирования. Это ключевой фактор в предотвращении новой войны.
У Москвы нет плана потому, что он ясно увидела в Апрельской войне: у Армении есть минимальный ресурс для самостоятельного противостояния, по крайней мере, для того, чтобы не допустить какой-либо азербайджанской блиц-победы, и в то же время у Армении достаточно государственных ресурсов для создания добровольческого тыла для армии и, по большому счету, для становления нации-армии, таким образом, не оставаясь в надежде на помощь России. Более того, армянская общественность, с одной стороны, стояла за спиной воюющей армии, а также на передовой армии, с другой стороны, на передовой линии политики, дипломатии и информационной войны четко продемонстрировала России, что способна быстро диагностировать ситуацию и дать политические оценки, в том числе – действиям так называемого стратегического партнера.
Для России стало ясно, что Армения не является прицепом, как могло показаться, оценивая поведение на протяжении долгих лет правительственной «элиты». Более того, даже «элита», которая выглядит как прицеп, сумела быстро переориентироваться и сделать адекватные шаги, почувствовав прямую или косвенную поддержку общества. Несомненно, другой вопрос, что «элита» совершила переход к этой быстрой ориентации и пересмотру тактики исходя, прежде всего, из вопросов своей безопасности, так как в противном случае провал мог стать просто неизбежным, или власть просто могла оказаться по ту сторону баррикад от армии и общества. Однако проблема заключается в том, что эта быстрая переориентация имела место, и ярким свидетельством этого была речь Сержа Саргсяна в Германии 6 апреля, стоявшего рядом с канцлером этой страны.
В широком смысле эти военно-политические процессы вынудили Россию пересмотреть некоторые подходы, и хотя в первые послеапрельские месяцы Москва пыталась просто «отремонтировать» свою провалившуюся стратегию, в дальнейшем, однако, хорошо поняла, что это невозможно и даже опасно в стратегическом плане, уже пошла на изменения стратегических подходов. Они начали проявляться, начиная с августа-сентября 2016 года, и отправной точкой была встреча Путина с Сержем Саргсяном 10 августа в Москве. Там, с одной стороны, Путин намекнул, что Армении не стоит ждать от России дополнительной экономической помощи, но с другой стороны, таким образом, тем самым Путин признал также и некоторую политическую свободу Сержа Саргсяна.
А, учитывая то, что встреча состоялась всего через несколько дней после июльских драматических событий в полку ППС, становится очевидным, что эта встреча Путина и Саргсяна фактически превратилась в уникальную отправную точку отказа РФ от «программы урегулирования», если учесть, что нападению на полк ППС в Ереване предшествовали активные заявления в российском информационном пространстве о якобы возвращении территорий на трехсторонней встрече в Санкт-Петербурге Саргсян-Путин-Алиев. В этом случае ключевой вопрос заключается в том, является ли встреча между Саргсяном и Путиным в августе «точкой невозврата», что у России нет «плана урегулирования», или существует риск возврата? Кстати, с этой точки зрения, также очень интересно, что в конце 2016 года, встречаясь в Степанакерте с деятелями культуры из Армении, Саргсян заявил, что по существу нет переговоров по карабахской проблеме, и последний серьезный разговор по этой теме был в августе. Саргсян имел в виду именно свою московскую встречу с Путиным.
