Никол Пашинян был прав. Я ошибался. Возникшая ситуация имеет несколько решений, но ни на одно из них я не пойду. Это не мое. Я оставляю должность главы государства, пост премьер-министра Армении: с такими словами ровно три месяца назад ушел в отставку третий президент Армении и проработавший всего шесть дней в статусе премьер-министра Серж Саргсян. Текст и структура отставку сами собой примечательны, потому что в общемировой истории редки случае, когда уходящий в результате революции глава государства не только признает свое поражение, но и по сути, указывает имя преемника власти.
Феномен армянской революции необъясним, потому что еще несколько месяцев назад в никто в Армении не мог предсказать революции – тем более, что парламентские выборы 2017 года, казалось бы, закрыли вопрос премьер-министра. Серж Саргсян за десять лет своего президентства успешно решил вопрос нейтрализации оппозиции и фильтрации внутрисистемных противников, и после конституционных преобразований ни у кого не возникало сомнений в том, что Армения еще долгие годы будет терпеть власть Сержа Саргсяна.
С другой стороны, политическая стабильность была кажущейся, возникшая в стране ситуация во всех смыслах была более контрастной, чем могло показаться на первый взгляд. Общество Армении, несмотря на отсутствие видимого сопротивления, не могло «переваривать» «парадное шествие» евразийской политической культуры, которая предполагала установление неограниченной власти одного человека – в плане сроков и содержания. Кроме того, был очевиднейший контраст между возникшей в стране реальной ситуацией и тем «беспрецедентным доверием», которое в результате выборов получала РПА.
По официальным данным, за 10 лет президентства Сержа Саргсяна постоянное население Армении сократилось на 260 тыс граждан. В период президентства показатель бедности в Армении увеличился на 2 процента, по данным за 2016 год достигнув почти 30%. Почти на 2% увеличилась безработица, достигнув 18%. В то же время вырос и внешний долг – с 1.9 млрд долларов в 2008 году достигнув почти 7 млрд. В контексте подобных показателей продление власти Сержа Саргсяна было бы проявлением неизбежной люмпенизации нашего общества.
К этому добавим и иные факты, которые говорили о продлении власти Сержа Саргсяна. Он – первый руководитель в истории Третьей республики, который оставил должность с территориальными потерями: во время Апрельской войны 2016 года армянская сторона в Карабахе потеряла 800 га территории.
Если верить официальной версии, то в годы правления Сержа Саргсяна как минимум четыре группы намеревались свергнуть его власть вооруженным путем. Контраст между подобной статистикой и результатами парламентских выборов 2017 года очевиден, и в недрах именно этого и родилась армянская революция.
Мы можем долго говорить о том, как и почему назрела армянская революция, но, пожалуй, ограничимся двумя важными соображениями. Серж Саргсян сумел нейтрализовать своих соперников, но создал некую систему, которая была настолько неконкурентна, что в нестандартной ситуации полностью утратила свою жизнеспособность, функциональность. Криминально-олигархическая система не сумела адаптироваться к новым институциональным реалиям – она сама осталась под развалинами конституционных преобразований. Кроме того, Никол Пашинян строил свое движение на очень интересных и непривычных для Армении институциональных основах. Репрессивная система всегда с успехом противостояла оппозиционным движениям, имеющим пирамидальную структуру, и оказалась совершенно беспомощной перед лицом сетевого движения. Неслучайно, что Серж Саргсян подал в отставку всего через день после ареста Никола Пашиняна – окончательно убедившись в том, что стандартные репрессии не работают против движения нового качества.
Отставка Никола Пашиняна – знаменательное событие в жизни Третьей республики. Прежде всего, она знаменует конец двадцатилетней власти криминальной олигархии, а во-вторых, это событие показало, что наше общество принципиально отвергает евразийскую политическую культуру.
Постреволюционные коррупционные разоблачения подсказывают, что за десять лет президентства Сержа Саргсяна мы имели дело с чудовищным режимом расхитителей, с бандократией, которая разграбляла государственные и общественные средства всевозможными методами – уничтожая все перспективы развития государства. Конечно, основы этой системы заложил Роберт Кочарян, от которого власть посредством кровопролития 1 Марта перешла к Сержу Саргсяну.
Роберт Кочарян и Серж Саргсян отождествляют одну и ту же криминально-олигархическую систему, и между их правлениями качественной разницы нет. С другой стороны, в апреле-мае Серж Саргсян сделал два исторических шага, при помощи которых частично попытался отмежеваться от Роберта Кочаряна. Авантюризм не предполагает рационализма и разумных расчетов, и Серж Саргсян мог бы отдать приказ стрелять в народ, но он этого не сделал – косвенно снимая с себя ответственность за 1 Марта.
Роберт Кочарян утвердил в Армении свою неограниченную власть вследствие преступления 27 октября 1999 года, не гнушаясь того, чтобы пойти на сотрудничество с российскими спецслужбами. Серж Саргсян не позволил, чтобы РПА была вовлечена в операцию по так называемой «абхазиации» Армении, которая предполагала, что после его отставки пост премьера займет Карен Карапетян – посредством тотального режима российской вассальности.
Тем не менее, спокойная пенсия Сержа Саргсяна не гарантирована, потому что коррупционные разоблачения окружили его, сделав реальной перспективу уголовного преследования. Во всяком случае, последние три месяца для нашего общества были периодом надежды, а для Сержа Саргсяна – периодом тревоги.
