Премьер-министр Никол Пашинян на всемирном экономическом саммите в Давосе заявил, что произошедшие в Армении демократические перемены нуждаются в подкреплении экономическими развитием. Это, безусловно, простая истина, и вопрос в том, какими шагами, представлениями, стратегией располагают новые власти на этом пути. Пока, конечно, результат не впечатляющий, хотя с другой стороны не нужно забывать и о том, на какой базе будет строиться экономическая архитектура. База достаточно плохая, но, пожалуй, об этом уже не стоит говорить, поскольку это понятный всем факт. Если бы экономическая база не была плохой, в Армении бы не назрела бархатная революция, а до этого политическая жизнь не претерпела шоковых стадий, апофеозом которых стало 1 Марта.
Хотя второй президент Роберт Кочарян и его команда в своей пропагандисткой стратегии достаточно часто и громко говорят о двузначном экономическом росте или, по словам министра иностранных дел этой команде, тигрином прыжке в экономике, тем не менее, экономика «тигриного прыжка» сама по себе стала бы сдерживающим или превентивным фактором для 1 Марта, если бы по своему характеру это был бы общественный, государственный рост, а не коррупционно-клановый. Именно в этом заключается причина того, что сотни тысяч граждан вышли против правящей системы, это и была наилучшая оценка историям о двузначном экономическом росте. И это, к тому же, в так сказать лучшие времена экономики. В конце концов, на долю новой ситуации выпала экономика не просто плохого характера, плохого качества, неэффективная, пропитанная коррупционными традициями и связями властей, которую нужно нитка за ниткой освобождать так, чтобы не повредить общую «вязку», но также эта экономика в свой так сказать наихудший период, дать характеристику которого отказался даже Карен Карапетян, оценив ситуацию как крайне тяжелую.
И через полтора года после этого не было существенных изменений в ситуации, хотя и был экономический рост приблизительно в 7%. Потому что, если бы в ситуации произошли существенные изменения, это неизбежно привело бы к изменению экономического статуса-кво, а, следовательно, и к изменению внутривластного и внутриполитического статуса-кво. То есть, экономическое положение Армении существенно изменить должен был Карен Карапетян – с помощью своих армяно-российских партнеров. Это изменение должно было предполагать и изменение политической ситуации, укрепление позиций Карапетяна и его бизнес-партнеров во власти. А это в свою очередь должно было проявиться в так сказать лице кандидата на пост премьер-министра Армении в 2018 году, и этим лицом был бы не Серж Саргсян, а Карен Карапетян. А поскольку не Карен Карапетян был этим кандидатом, то также можно с уверенностью заключить, что ему и его товарищам попросту не удалось что-либо изменить в экономике, и, следовательно, добиться доминирующей позиции над Сержем Саргсяном.
Почему же не удалось – эту уже совсем другой вопрос и другая история. Таким образом, постреволюционному периоду на долю выпала плохая экономическая база на одной из своих худших стадий. В такой ситуации только лишь то, что не только не был зафиксирован какой-либо резкий спад, а даже зарегистрирован взлет – в размере 5%, это уже значительное достижение. Другой вопрос, что весьма велики ожидания и надежды граждан. Причем, они высоки значительно объективно. С другой стороны, объективно нужно рассматривать и то, что будет невозможно сопоставить эти объективно высокие ожидания с объективными возможностями продвижения экономики и темпом. И здесь уже возникают риски, связанные с демократией – с учетом и того, что объективные проблему сопоставимости ожиданий граждан и возможностей правительства довольно мастерски использует прежняя правящая система или ее различные группы – при помощи имеющихся в их распоряжении больших информационно-пропагандистских ресурсов. А это, конечно, естественный и объективный вызов, который было попросту невозможно не представить. Тем не менее, он есть, и это вызов не только для новой власти, но и для политических и общественных групп, являющихся реальными бенефициарами новой системы и новой общественно политической жизни вообще.
Дело в том, что они пока не настолько состоялось, чтобы претендовать на субъектную заявку институциональной смены власти. причем, для этого, с точки зрения становления, им еще нужно пройти долгий путь. Тогда как проблема в том, что за этот период сформированная революцией реальность и новая власть могут дать трещины под шквалом информационно-пропагандистских ударов, и пошатнуться намного быстрее, потеряв значительную часть общественного доверия. Ответ, естественно, ясен – в сторону оппозиции, в сторону других сил. Конечно, но именно здесь и возникает вопрос – а есть ли такие силы или достаточно ли у этих сил способности, чтобы претендовать на убедительную заявку во власти? Ответ пока что по объективным причинам не в их пользу. Когда станет в их пользу – неясно. Вместо этого уже ясно, что есть сильнейшая информационно-пропагандистская атака на новую власть и новую ситуацию вообще, и в случае, если она зафиксирует твердый базовый успех, все ресурсы будут направлены на дело так сказать воспроизводства старых сил в новой упаковке, для чего дефицита в ресурсной базе нет, и будет создана также и определенно благоприятная атмосфера. Этот риск, который содержит новая ситуация, перспективный и системный, и в настоящее время он не проявляется и не может быть оцениваться «классическими» или «традиционными» определениями «контрреволюции». И в этом также заключается залог вероятной жизнеспособности этого процесса, и этот риск есть не только для власти, но и всего общества.
