Постреволюционная ситуация в Армении явно имеет политическую структуру и содержание власти и оппозиции, следовательно, проблему социальной базы, которая в случае неполучения решений в здравомыслящие сроки оставит свои последствия в долгосрочной перспективе. Мы попытались, и еще попытаемся по возможности затронуть эту важную для модернизации Армении проблему, ее властный и оппозиционный аспекты, рассматривая в этой публикации обстоятельство властей. Неоспоримо, что правящая в Армении политическая сила в структурном и содержательном плане больше революционная, чем политическая. Это проявляется также в виде различных противоречий и разногласий внутри этой силы, которые в своей глубине являются не проявлениями политической дискуссии, а объективными проявлениями, так сказать, глубинных реалий и конфликтного потенциала, которые на время сгладила революция в качестве приоритетной реальности.
Первое серьезное столкновение было в вопросе Амулсара, но, несомненно, оно не было последним и не могло быть, поскольку проблемы постреволюционного государственного управления предполагают серьезнейший общественно-политический «дискурс» по основным вопросам. А дело в том, что в Армении преобладающая часть этого «дискурса», содержащая потенциал, оказалась в одной революционной команде или области. Соответственно, призывы о том, что Никол Пашинян должен, так сказать, призвать команду к порядку, запретить необдуманные высказывания, высказываться по любому поводу и т.д., скорее механические и инерционные, поскольку проблема вовсе не в дисциплине, упорядоченности или, так сказать, индивидуальной адекватности оценки ситуации, что часто покидают ряд чиновников и депутатов правящей силы. Однако все это, по большому счету, становится очевидным по одной причине — отсутствия общего политического содержания и структуры, в условиях чего вышеуказанные проблемы становятся более колющими глаза, чем могли бы быть.
Соответственно, способ заставить всех замолчать административным или административно-приказным механизмом, или лидерской харизмой, не будет эффективным как в общественном, так и внутрипартийном-внутривластном смысле. Все должны «молчать» в рамках более конкретной функциональности, будучи заняты более конкретным делом, в соответствии с этим, говоря об этом деле и приводя в это поле также общественный «дискурс». Несомненно, будут попытки отвлечь и привести в «нынешнее» поле, где правящая новая сила, несомненно, более уязвима и менее защищена в политико-пропагандистском смысле. Тем не менее, нет другого эффективного, в то же время минимального, институционально и культурно-ориентированного, систематического развития ценностей с минимальными обратными рисками, кроме разъяснения объема «функционального молчания» или просто специфической для отрасли миссии и, следовательно, качественного определения «дискурса». Потому что другой вариант предполагает либо принуждение к внутреннему молчанию, либо принуждение к формированию смежной молчаливой среды. Эффект обоих будет краткосрочным, в том числе, в первую очередь для правящей силы.
В то же время нужно констатировать, что процесс политического содержательного и структурного формирования неизбежно должен предполагать серьезнейшую дискуссию внутри этой силы. Но весь вопрос в том, что и внутренние дебаты должны быть серьезными, чтобы ситуация превратилась из сцены в содержание и структуру, тем самым предоставляя обществу и другим игрокам поля новое качество, ценность и основу политической традиции. Иными словами, правящей политической силе стоит перенести обстоятельство революционной сплоченности с предполагаемого хода последствий на пути перехода к повседневной политике с высокой вероятностью результата.
