В сентябре 2015 года Владимир Путин произнес во многом историческую речь на Генеральной ассамблее ООН. Он выступил в защиту суверенитета государств, существующих режимов и их сохранения любой ценой, в том числе против воли народов. Он карикатурно представил восстания против диктаторов как «террористические» происки, с которыми нужно безжалостно разобраться. Некоторое время спустя российская армия напрямую поддержала Асада, предотвратила его свержение и позволила ему постепенно взять в руки главные оплоты оппозиции. Такое агрессивное восстановление диктаторского статус-кво позволило Путину заручиться расположением всех ближневосточных автократов, в том числе и тех, у кого имеются тесные связи с США. Как бы то ни было, через почти пять лет после «великого возвращения» России в регион она продолжает создавать помехи, вместо того чтобы продвигать настоящий державный проект.
Тупик в Сирии
Россия — первый и главный получатель выгоды от отступления американцев с Ближнего Востока, которое велось методично при Обаме и сумбурно при Трампе. Путин смог в результате с меньшими усилиями представить себя как альтернативу порядку, который десятилетиями утверждался в Вашингтоне. Тем не менее быстро выяснилось, что Россия оказалась не в силах перестроить регион на новых «постамериканских» основах и лишь следовала проверенной (чтобы не сказать отжившей свое) политике: применение военной силы против любых форм противодействия стало самоцелью в Сирии, поскольку все успехи режима Асада (они были связаны с решающей поддержкой российской авиации) записывались на счет Кремля. Корреспондент «Монд» в Москве прекрасно описал это «неразрешимое уравнение»: «Без Москвы Асад проиграл, без Асада Москва потеряна».
Связав судьбу своей ближневосточной политики с Асадом, Путин попал в ловушку обманчивого сирийского статус-кво. После победы в войне в Сирии он оказался не в силах выиграть мир или даже поставить собственные условия, поскольку отказ Асада принять хоть какие-то уступки ведет к продолжению конфликта и усилению протестов, в том числе среди алавитского меньшинства, к которому принадлежит сам сирийский деспот. Российский проконсул в Сирии в результате вынужден стараться снять эту напряженность вместо того, чтобы заниматься настоящей динамикой выхода из кризиса и политического переходного процесса в Дамаске. Это препятствие на самом верху одновременно блокирует возвращение миллионов беженцев, восстановление разрушенной страны и мобилизацию международных кредиторов. Путин же стремится лишь усилить контроль над Сирией Асада, требуя от ООН исключительного надзора режима за любой помощью. «Монд» подчеркивает, что у России «есть почти что право решать жизнь или смерть сирийского населения», хотя она дает всего 0,3% международной помощи. Кроме того, российские силы ведут в Сирии набор наемников, которые должны оказать поддержку российским войскам в Ливии, а затем и заменить их.
Приглашение для Турции
Путин не может или не хочет использовать политику своего военного участия в Сирии для формирование нового политического расклада. Кроме того, военная составляющая этого вмешательства вынудила его мириться с иранскими партнерами и договариваться с Эрдоганом. Неудавшийся путч в Анкаре 15 июля 2016 года стал поворотным моментом в отношениях лидеров двух стран, тем более что президент Турции оценил поддержку российского коллеги на фоне весьма сдержанной реакции НАТО и его государств-членов. Несколько месяцев спустя Эрдоган решил сдать революционный бастион в Алеппо Путину и, следовательно, Асаду. Это стало началом трехстороннего процесса, в котором Москва, Анкара и Тегеран исключили ООН, США и ЕС из сирийского вопроса. Это не стерло противоречия между Путиным и Эрдоганом по Идлибу, где все же держится перемирие с марта этого года. Под влиянием сирийского кризиса в Ливии возникло схожее противостояние между Россией и Турцией, которые задвигают ООН и Запад на задний план.
Путин мог бы воспользоваться дискредитацией Трампа на Ближнем Востоке для продвижения настоящей политики, которая не была бы зациклена на слепой поддержке контрреволюционных сил. Угроза аннексии Израилем оккупированной части Западного берега реки Иордан могла бы дать Кремлю долгожданную возможность представить себя противовесом для безответственности Америки. Тем не менее у президента России явно нет желания этого делать и даже проекта. Он предпочитает придерживаться исключительно военного регистра, который автоматически ведет к растущему участию Турции, вчера в Сирии, а сегодня в Ливии. Российская эскалация и турецкая игра на повышение — две стороны одной проблемной медали. Поэтому не стоит рассчитывать на нейтрализацию одной с помощью содействия другой. От России ждали миротворческих усилий на Ближнем Востоке, но по факту она только разжигает войну.
Для Путина настал момент истины в регионе, если он не хочет, чтобы его недостаток политической дальновидности подорвал «великое возвращение» его страны.
