“Война не окончена”. Это выражение часто можно услышать в Армении по разным политическим и не политическим поводам. Понятно, что смысл этой фразы — наличие опасностей и угроз, которые были во время войны или до нее. Однако эта фраза, по большому счету, является заявлением, которое ничего не говорит, более того, не имеет ничего общего с реальной политикой или имеет мало чего общего с ней, насколько и понятна объективная основа окружающей ситуации. Дело в том, что бить сигнал тревоги — это ничто само по себе, если детально и максимально точно не определен тип опасности, угрозы, риска, природы, направления, откуда она может исходить, содержание, мотив и т. д. С этой точки зрения агрессивные намерения и облик Турции и Азербайджана вовсе не достаточны для таких выводов, потому что действия Турции и ее сателлита Азербайджана могут быть разными, в общем, они также будут иметь геополитическое воздействие.
Поэтому ни для кого не секрет, что Анкара и сателлитный Баку всегда будут иметь устремления и агрессивные тенденции по отношению к Армении, но этого самого по себе недостаточно для организации и наращивания нашего сопротивления. Вот почему нам необходимо детально понимать, какими могут быть среды, потому что в этих средах устремления и агрессивные тенденции могут иметь радикально разные проявления. В этом смысле фраза “война не окончена”, будучи понятной в сфере общественного эмоционального потребления, имеет мало общего с реальностью в сфере рациональных оценок.
Война окончена, 44-дневная турецко-террористическая война против Арцаха окончена. Она не будет продолжаться. Она закончилась так же, как закончилась первая война в Арцахе, как закончилась Четырехдневная война в 2016 году, так как пятидневная российско-грузинская война закончилась. Эта война тоже окончена. Означает ли это, что нет угрозы войны, опасности или угрозы безопасности? Конечно, нет!
Сказать, что война окончена, не означает, что новой войны не будет. Но новая война и незавершенная война — разные вещи. Войны состоят из множества больших и малых компонентов, каждая из которых имеет решающее значение.
Так же, как принципиально различались Первая Арцахская война и Апрельская четырехдневная война, так же различались и Апрельская четырехдневная и 44-дневная войны.
Теперь о существенном факте. 44-дневная война началась без российского военного присутствия в зоне боевых действий.
Сейчас есть российское военное присутствие. Здесь принципиальная разница в том, что войны нет, а в случае боевых действий мы будем иметь дело уже с новой войной. Будет это или нет — другой вопрос. В общем, разговоры о прогнозировании войны могут быть серьезными, если прогноз сопровождается хотя бы приблизительным периодом. В противном случае одной истории Кавказа достаточно, чтобы сказать, что в этом регионе все равно еще будет война. Тем более, что нет стабильного мироустройства, даже не ясно, вступили ли мы в стадию формирования нового мироустройства или все еще находимся в стадии демонтажа старого. Но, независимо от возможности новой войны, Армения как государство должна основывать свою жизнедеятельность на презумпции возможности войны, жить и развивать ее, а не на презумпции исключения войны. Я всегда говорил, что, например, неважно, насмехаются ли Алиев или Эрдоган, или с утра до ночи говорят о мире, мы должны однозначно руководствоваться презумпцией войны и быть к ней готовы. Все дело в том, что нужно готовиться не к абстрактной войне, а стремиться максимально “познать” возможную войну до того, как она приблизится к нам или развернется к нам лицом. С этой точки зрения, когда в нашей лексике логика неоконченной войны, мы продолжаем психологически осознавать то, что уже в прошлом. Именно поэтому, нам нужно говорить о превентивных шагах новой войны, признать ее, чтобы переместить этот разговор из сенсорно-декларативного в материальное поле, для того, чтобы понимать и решать наши действия.