Гость Первого Информационного в программе RealPolitik – Артур Казинян, руководитель Центра европейских исследований Ереванского Государственного Университета.
— Господин Казинян, представьте, пожалуйста, заинтересованное отношение, заявление Европейского Союза и его должностных лиц последнего времени, относящиеся к нашему региону. На самом ли деле Европейский Союз начинает проявлять серьезный интерес к происходящим на Южном Кавказе процессам? Какой интерес может вызывать каждая из стран региона для европейских стран? И почему?
— Европейский Союз имеет специфическое отношение к Южному Кавказу, которое в последнее время стало для всех нас видимым. Европейский Союз свои отношения с Арменией строит на основе Соглашения “Партнерство и сотрудничество” от 1997-го года, которое служит юридическим фундаментом для выработанных впоследствии всех форматов, в частности – политики европейского соседства, а после этого – обусловленная особым вниманием к своим восточным соседям польско-шведская инициатива, названная “Восточным партнерством”. Оно включает в себя шесть государств, три из которых расположены на Южном Кавказе, и этим, следовательно, обусловлено отношение Европейского Союза к нашему региону. За последнее время, в частности, в течение мая, у нас было пять-шесть визитов довольно высокопоставленных лиц Европейского Союза, что, по моему мнению, не было случайно. В первую очередь, это было обусловлено тем, что Европейский Союз официально разработал и включил в свои возможности программу “Южный Коридор” – проект, который предусматривает создать сухопутную связь между Востоком и Западом. Это связано с тем, что в результате украинского газового конфликта получилось так, что российский транзит стал ненадежным, украинский – также, и Европейский Союз, тем самым, был вынужден думать в направлении диверсификации энергетики. И с этой точки зрения наиболее оптимальным стал маршрут через Южный Кавказ.
— Можно ли сказать, что основной составляющей этого сотрудничества является энергетика?
— Если по части скрытой причины, то да! Однако, все это надо рассматривать как конечную цель, в то время как оно сопровождается иными процессами, в частности – установления мира, демократии, защиты прав человека и верховенства права, экономического сотрудничества. Имеют место многочисленные компоненты. Чтобы запустить проект “Южный Коридор”, необходим всецело стабильный регион. Но мы знаем, что регион Южного Кавказа далек от того, чтобы быть стабильным, поскольку имеем один неурегулированный серьезный конфликт – Нагорно-Карабахский, который обладает значительной общественной чувствительностью.
— Для Европейского Союза неурегулированными считаются также юго-осетинский и абхазский конфликты…
— В сущности, можно считать, что они не представляют угрозу, не угрожают безопасности, и трудно представить себе перспективу возобновления военных действий, что уже нельзя утверждать в отношении конфликта в Нагорном Карабахе, где каждую минуту может возобновиться война, особенно на фоне милитаристской риторики Азербайджана.
— Возобновление военных действий само по себе поставит крест на замысле “Южного Коридора” и его возможной реализации. Армения однозначно заявила, что не видит себя в Европейском Союзе, хотя от высокопоставленных чиновников слышали, что мы себя видим в “Европейской системе”, для нас духовно близкой является европейская система ценностей, и еще мы являемся членом Совета Европы. На Южном Кавказе, например, Грузия не скрывает своих желаний и однозначно ориентирована на Европейский Союз. Структуры ЕС также поощряют Грузию для скорейшей интеграции. Мы являемся членом Содружества независимых государств, а также ОДКБ, и будучи в таком роде единственной страной в регионе, по большей части представляем российские интересы. Это может быть серьезнейшим вызовом со стороны Москвы в том смысле, что Россия может очень ревниво отнестись к этим новым амбициям Европейского Союза. Как Вы считаете, насколько упорной окажется Европа, и как далеко она будет продвигать свои интересы?
— До 2009-го года за Южный Кавказ борьба в основном шла между США и Россией. А в 2010г принятием Резолюции Европарламента 22-16 Европейский Союз провозгласил Южный Кавказ в качестве региона, имеющего важность стратегического значения, тем самым представив заявку на геополитическую гегемонию в регионе Южного Кавказа. Это решение, по сути, беспрецедентно, поскольку в регионе, традиционно находящемся под российским влиянием, появляется новый игрок, который претендует на замену многовекового геополитического влияния России, что, по моему мнению, вскоре даст результат. ЕС довольно-таки настойчив в своей позиции и для достижения этой цели, реализации замысла имеет все геополитические и геоэкономические ресурсы. Это становится видно уже в том, что Грузия полностью ориентирована на Европу, а Азербайджан, если не всецело, то по большей мере, в своем нефтегазовом сотрудничестве зависит от западных нефтяных компаний и интересов крупного бизнеса. И остается только Армения. Та позиция Армении, которая выражается в отсутствии официальной заявки на членство в ЕС, была актуальной в 2007-2008гг, в то время как в настоящее время в Армении ситуация изменилась. Однозначно утверждать, что Армения не представляет себя в долгосрочной перспективе членом ЕС, не очень правильно хотя бы по той причине, что Армении было предложено участвовать в разработке Соглашения об ассоциации, то есть в сотрудничестве с ЕС качественно перейти на другую плоскость, другой уровень, который, естественно, предполагает довольно серьезные реформы в стране.
Насколько мне известно, для подписания такого Соглашения Европейский Союз поставил довольно серьезные предусловия, связанные с демократическими реформами – в политической, экономической, социальной, судебно-правовой системах. И согласно имеющейся у меня информации, Республика Армения официально выразила согласие на выполнение этих предусловий. Президент неоднократно говорил о том, что европейская интеграция не имеет альтернативы, что Армения свое будущее связывает с европейской семьей, а Россия просто веками была другом нашего народа, рассматривалась как гарант нашей безопасности. Но опыт показал, что это немного далеко от реальности. В частности, в политике России, проводимой в отношении Армении, мы видим деструктивные элементы, видим, что Россия все же не отказалась от имперских амбиций и руководствуется исключительно своими узкими государственными интересами. Видим, что не учитывается интерес ее стратегического союзника, а это в обществе уже вызывает соответствующих настроений, и я не мог бы себе представить, что в 2007г можно было говорить о целесообразности нахождения российской военной базы в Армении. Однако, в настоящее время довольно серьезные аналитики говорят о том, насколько это необходимо Армении, и будет ли угрожать ее вывод безопасности Армении? Это является действительно прогрессом, проявлением высокого уважения к гражданскому сознанию и государственности, которое мы отмечаем. Мы видим, что такие исторические события, которые в советское время преподносились в качестве блестящего российского плана – проармянского, нацеленного на укрепление безопасности и защиту армян – в действительности имели место для обслуживания сугубо российских имперских интересов, как то: потеря Карабаха, отторжения Нахичевана, потеря Карсской области. Это были продукты русско-турецкой сделки, которая удалась за счет интересов Армении.
Я являюсь сторонником действительно дружеских отношений с Россией, которые основаны на принципах равенства и взаимных интересов. Мы должны заставить Россию уважать наши интересы. Она не склонна уважать их, она склонна руководствоваться больше своими собственными интересами и пойдет на любой шаг, чтобы суметь сделать это. Грузии это удалось с большим трудом, большой ценой, и она заставила Россию учитывать ее национально-государственные интересы. Сегодня у нас также есть шанс убедить Россию, что “давайте дружить, но вы – не наши хозяева, мы – суверенное государство!”.
— У нас есть Карабахская проблема, и согласно нашим политикам, по причине Карабаха у нас нет альтернативы. А Россия, удерживающая в своих руках ключи урегулирования проблемы, в сущности, тем самым заставляет Армению, чтобы она оставалась привязанной к России, как мы и живем сейчас. И как Вы представляете: у нас есть этот груз Карабахского конфликта, который мы должны с честью нести до конца, и должны достичь такого урегулирования, чтобы поколения не сожалели бы об этом и не стыдились?
— Месяц-два назад я бы с Вами согласился, что у нас есть конфликт в Нагорном Карабахе, где Россия может внести дестабилизацию, стать угрозой безопасности. Однако, провал встречи в Казани окончательно доказал, что Россия больше не имеет того влияния в регионе, который позволял бы ей как-то дестабилизировать обстановку, в частности, в процессе Карабахского урегулирования. Организация девяти встреч президентов двух стран и отсутствие какого-либо ощутимого прогресса свидетельствует о том, что Россия уже потеряла свой авторитет и свое влияние.
— Последняя встреча привела больше к регрессу. Например, встреча в Астрахани достигла того, что стороны стали обсуждать вопрос обмена пленными, когда обычно подобный вопрос на уровне президентов вообще не обсуждается…
— Получилось так, что и Армения, и Азербайджан не были готовы идти к миру при российском посредничестве. Наверное, потому, что негативным прецедентом этому стала российско-грузинская война.
— Вы считаете, что главы обеих стран в плане обеспечения безопасности не доверяют способности России?
— С позиций Армении не могу утверждать такое, но в отношении Азербайджана – однозначно так, поскольку перед ним – пример Южной Осетии и Абхазии: что Россия в рамках своей миротворческой миссии в любой момент может пойти на дестабилизацию ситуации. Россия была склонна удовлетворить больше интересы Азербайджана, надавить на Армению и навязать что-то. Но практика показала, что эта задача – не из легких, и любая власть в Армении не может идти на неуместные уступки в вопросе Нагорного Карабаха.
— Еврокомиссар по расширению Штефан Фюле в июля заявил, что Евросоюз может принять финансовое участие в Карабахском урегулировании. Как Вы представляете, какой может быть роль Европейского Союза в урегулировании Карабахского конфликта?
— По моему глубокому убеждению – решающей и решительной, поскольку российское соло за эти девять встреч не имело под собой ценностного базиса, то есть – не веря в мир, не имея в себе подобающей миру ценностной системы и приверженности миру, Россия пытается осуществлять какую-то посредническую миссию. Может быть, что она может принуждать к миру, что успешно было выполнено в отношении Грузии, однако, в Карабахском конфликте принудить к миру просто не получится. А в отличие от России, Европейский Союз весьма привержен своей системе ценностей и в действительности заинтересован в долгосрочном мире и стабильности на Южном Кавказе.
— Запад также имеет такой опыт, например, в Дейтоне Сербию принудили к миру. Что же мешает, чтобы Россия также попыталась здесь в рамках своих правил навязать мир?
— Все потому, что такая задача не стоит, нет такой цели. Сегодня Армения конкретно заявляет, что ее позиция созвучна позиции международного сообщества. Это факт, доказанный факт, ибо то, что написано в Мадридских принципах, сопредседатели заявили дважды. Для нас это приемлемо в определенном смысле – хотя бы для ведения переговоров на их основе. Однако, у Азербайджана в этом отношении – деструктивная позиция, а у России нет никаких рычагов давления на Азербайджан. Однако, у ЕС есть довольно серьезные рычаги для оказания давления.
— И Вы считаете, что Москва так легко уступит Брюсселю в вопросе Карабахского урегулирования?
— Наверное, не так уж и легко, просто за неимением других выходов. Поскольку ЕС и США фактически сказали: “Россия, ты утверждаешь, что Южный Кавказ – исторически и традиционно твоя зона влияния, хорошо, тогда разреши Карабахский конфликт и докажи миру, что на Южном Кавказе у тебя есть влияние, и мы признаем это!” Мы хотим, чтобы этот конфликт был урегулирован, и естественно, руководство России, будучи имперским и обязанным перед своим народом показать элементы мировой гегемонии, пошло на этот шаг. Девятикратно провалив переговоры, Россия доказала всему миру, что она на Южном Кавказе больше не имеет такого влияния. А теперь она не может воспротивиться какому-либо западному процессу, посколько ее ресурс исчерпан.
— Какую роль будет иметь Европейский Союз в Минской Группе?
— Я знаком с принципами и процессами внутренней и внешней политики ЕС, и по моему мнению, Европейский Союз скоординирует работы по выработке мирного договора. Сопредседатели завершат свою миссию, как я считаю, утверждением базовых принципов. После этого Европейскому Союзу будут делегированы все полномочия, функции по выработке мирного соглашения.
— Таким образом, принципы будут подписаны, после чего, по Вашему мнению, миссия по урегулированию перейдет к Европейскому Союзу. А насколько “тандемным” станет тогда сотрудничество США-ЕС?
— У США не может быть глобальной мотивации для вовлечения в процесс. Как Америка будет обосновывать, в чем будет ее интерес, почему она будет пытаться активизировать политику? Считаю, что США будут придерживаться нравственной позиции в отношении Южного Кавказа, делегируя весь свой финансово-экономический, геополитический и, в определенных случаях, свой военный ресурс Европейскому Союзу и скажут: “Решайте этот вопрос, я всецело обеспечу вам тыл!”.
— В процессе урегулирования конфликта Иран всегда проявлял негативное отношение к вовлечению в него США и ЕС. Что может сделать Иран и какие шаги может предпринять, если процесс урегулирования войдет в практическую фазу?
— В вопросе размещения миротворческих сил это действительно серьезная проблема. На сегодня обсуждаются два-три варианта миротворческих миссий: первый – ООН, второй НАТО, третий – по всей вероятности, посредством новосозданных сил быстрого реагирования и общей безопасности ЕС. Если мы говорим о НАТО, то там есть турецкий солдат, есть американский солдат, и этому противятся Армения и Иран соответственно. Если речь пойдет о российской миссии в рамках ОДКБ, то против этого выступят и Азербайджан, и ЕС, и США. А в случае Европейского Союза – все “за”. Российская экономика полностью зависит от западного капитала. И не учитывать это, а говорить, что Россия пойдет на конфронтацию с ЕС на Южном Кавказе… считаю, что будет более узкая конкуренция. Южный Кавказ – это тот регион, где могут совместно работать Россия и ЕС. Если сможем обеспечить газовый транзит, то Южный Кавказ сможет присоединиться к “Набукко”. Конечно, в этом случае получается какая-то платформа, где Россия и Европейский Союз могут работать вместе.
