Канцлер ФРГ Ангела Меркель в интервью общественно-правовому каналу ARD подробно изложила политику Германии по отношению к Украине и России и поделилась своим мнением о будушем ЕС.
Как сообщает Deutsche Welle, интервью проходило в рамках Европейского форума в Берлине 8-го мая. Канцлер Германии Ангела Меркель (Angela Merkel) отвечала на вопросы двух ведущих политических журналистов телеканала ARD. Основной вопрос, который их интересовал: какое будущее ожидает ЕC, и можно ли говорить на фоне украинского кризиса о том, что Европа возвращается во времена холодной войны?
Deutsche Welle представил перевод интервью с некоторыми сокращениями:
Начнем сразу с вопроса об Украине. Президент Путин намерен участвовать в торжествах по случаю 70-летнего юбилея высадки западных союзников в Нормандии. Там будете присутствовать вы, там будет президент Обама. Кроме того, Путин дал понять сепаратистам на востоке Украины, что их идею с «референдумом» неплохо было бы отложить… Это хороший сигнал?
Ангела Меркель: Сообщение о том, что президент Путин приедет в Нормандию, меня обрадовало. Я рада, что, несмотря на все разногласия, которые возникли, несмотря на острые конфликты — иначе это не назовешь — мы сможем вместе вспомнить о тяжелых временах Второй мировой войны. Я, конечно, внимательно слежу и за другими сигналами. Было много неудач, много разногласий. Осталось мало времени, чтобы выборы (на Украине. — Ред.) состоялись. Произошла значительная дестабилизация, что связано и с действиями России. Мы будем очень внимательно следить за развитием событий. Я всегда настойчиво выступала за переговоры.
— Вы ведь хорошо знакомы с господином Путиным…
— Да, я, конечно же, много с ним говорила. Но в этой напряженной ситуации я принимаю вещи, как они есть. Я регистрирую сигналы и продолжаю работать. Позже можно поговорить о том, какие мотивы им руководили.
Я думаю, что сейчас надо, с одной стороны, продолжать и продолжать переговоры, а, с другой, ясно дать понять, что мы поддерживаем Украину. Я, выступая в бундестаге, назвала три аспекта. Во-первых, поддерживать Украину с тем, чтобы ее жители могли свободно решить, каким они видят свое будущее. Во-вторых, держать открытыми двери для переговоров и пытаться дипломатическими средствами достичь решений. И, в-третьих, если все это не приведет к успеху, то ужесточать санкции. Санкции — не самоцель, но и сбрасывать их со счетов нельзя. Сейчас надо смотреть, чего нам удастся добиться, а уж разобраться в том, что и когда сработало, можно потом.
— Если Путин изменит свою позицию, призовете ли вы и правительство в Киеве прекратить вооруженную операцию?
— Смотрите, компромисса нельзя достичь, если одна из сторон не идет ни на какие уступки. Но позиции ужесточались на протяжении многих дней. Поэтому нельзя ожидать от украинской стороны, что она немедленно прекратит свои действия. Во-первых, каждое государство вправе отстаивать свою монополию на применение силы. А, во-вторых, надо действовать разумно. Найти верный путь где-то посередине не так-то просто.
— Мы помним времена, когда Путин занимал однозначно проевропейскую позицию. Он говорил об экономическом пространстве от Лиссабона до Владивостока. Что, по вашему, привело к смене курса, к самоизоляции России, как сегодня многие говорят?
— Я не думаю, что произошел какой-то коренной перелом. Я помню времена, когда речь шла об экономическом пространстве от Лиссабона до Владивостока. Мы порой склонны забывать определенные вещи, но сейчас все внимание сфокусировано на вопросе: удастся ли провести 25 мая на Украине президентские выборы? С другой стороны, аннексия Крыма — это событие, которое нас в Германии и в Евросоюзе потрясло. Фундамент послевоенной европейской политики, принцип территориальной целостности каждого государств — этот принцип не просто поставлен под сомнение, а совершенно проигнорирован. Это, мягко выражаясь, чрезвычайно опасно для Европы. Это недопустимо. Иначе мы очень быстро разрушим все, что мы выстроили после 1945 года. Поэтому мы не можем пойти на компромисс и сказать: забудем это.
— Но не значит ли это, что мы раз и навсегда признаем: аннексия произошла, Крым потерян?
— Нет, ничего мы не признаем. Я только что сказала, что мы не можем просто перейти к следующему вопросу повестки дня. Я порой не понимаю, почему мы стали так близоруки. Страны Балтии пережили десятилетия советской аннексии. Они ее никогда не признавали и сегодня снова независимы. Или вспомним воссоединение Германии. ГДР ведь, сколько я помню, отпраздновала свой 40-летний юбилей. Тем не менее многие в Федеративной республике и не думали отказываться от мысли о единстве страны. Порой нужно учитывать долгосрочную перспективу. Между прочим — опыт Германии это показывает — долгосрочная перспектива себя оправдывает. Иначе мы с вами бы здесь не сидели.
— Вы только что вернулись из США, где среди прочего обсуждался вопрос санкций. Не считаете ли вы, что в этом вопросе мы действуем по принципу «хороший парень, плохой парень»: американцы вводят более жесткие санкции, а европейцы их смягчают?
— Мы не хотим превращать санкции в самоцель. Это, скорее, реакция, к которой мы прибегаем, когда мы понимаем, что политические усилия не принесли нужных результатов. Но сейчас мы ориентируемся на меры политического характера.
Если возникнут сложности с выборами (на Украине 25 мая. — Ред.) и будет продолжаться дестабилизация ситуации, тогда – и Европейский Союз уже заявлял об этом – последуют дальнейшие санкции. Речь не идет о более жестких или менее жестких санкциях, поскольку характер экономических связей Соединенных Штатов с Россией другой, нежели у ЕС с РФ. Это значит, что в случае более интенсивного сотрудничества, якобы, менее жесткие санкции против России с европейской стороны могут тем не менее иметь аналогичный эффект. И если появится необходимость, мы будем это обсуждать в спокойной обстановке.
После своего визита в США я рада, прежде всего, тому, что сказал американский президент Барак Обама: мы хотим предоставить ОБСЕ более важную роль, и американцы готовы принять участие в новом раунде консультаций в Женеве. Тот факт, что швейцарский президент был принят российским президентом, свидетельствует о том, что процесс несколько продвинулся. Теперь мы должны посмотреть, как мы можем его ускорить.
— Было ли исключение России из G8 верным решением? Я допускаю, что в этом формате, вероятно, можно было бы гораздо больше обсудить с Путиным?
— У нас есть возможности для дискуссии с российским президентом. Видите ли, встречи «группы семи» или «группы восьми» проходят в особом формате Мы убеждены: те, кто принимает в них участие, разделяют общие ценности или по крайней мере по возможности приближаются к этой системе ценностей. В ситуации с Крымом доверие (к России. — Ред.) оказалось подорванным, и понятно, что у нас разные взгляды на определенные вещи. С этим и связана приостановка (членства России в G8. — Ред.), и я считаю правильным, что в этом году мы встречаемся в формате G7
— Вы считаете, у Владимира Путина есть долгосрочный план?
— Я считаю, что у России есть законные интересы: быть сильной страной, быть экономически сильной, быть партнером, с которым считаются в мире — все это правильно.
Мы хотели и хотим быть хорошим партнером, например в вопросе экономического развития России. России необходима диверсификация экономики, необходимы промышленные предприятия, современные технологии. Все это легче осуществить в партнерстве, чем в состоянии конфликта. Поэтому мне бы хотелось, чтобы мы шаг за шагом вновь вошли в такую фазу.
Источник – Deutsche Welle
