Главный «аргумент» членства в Евразийском экономическом союзе – это безопасность, о котором говорят и власти, и представленные в парламенте, так называемые неправительственные силы, которые в вопросе членства в Евразийском союзе поддерживают шаги властей.
В вопросе безопасности указывают на пример Украины, в том смысле, что у Армении были бы такие же проблемы и потери, как в Украине, и, следовательно, было бы большим риском отказаться от членства, отклонить членство. На первый взгляд, этот обоснованный подход действительно очень поверхностный, и когда его представляют в качестве «реалполитик», то на самом деле он представляет собой полностью противоположное, и является результатом мифологических представлений о проблемах.
В первую очередь, по крайней мере, странно, когда такие «аргументы» пытаются привести так называемые неправительственные или оппозиционные силы. На минуту предположим, что все правильно и обоснованно. Тогда такая политика является «реалполитик», если в ее основе – государственный интерес, общественный интерес. Стало быть, такое понимание должно было заставить оппозицию выступить против членства в Евразийском союзе, поскольку это решение очевидным образом было принято под воздействием угроз и шантажа в отношении государства, в отношении властей, в отношении общества. В этом случае, преследующая государственный и общественный интерес «реалполитик» должна была отказаться от решения, основанного на шантаже и угрозах, не должна была позволить говорить с Арменией на языке угроз и шантажа.
Сугубо в рамках такого прогосударственного понимания «реалполитик» и с точки зрения логики, подобная позиция оппозиционных сил только укрепила бы позиции государства. Неправительственные силы говорят о том, что если бы началась война, то они встали бы рядом с государством, в позицию защиты государства, временно прекратив внутреннюю борьбу. Но ведь угроза войны и шантаж тоже являются нападением на государство! И война вовсе не означает только конкретное военное нападение на границы!
То есть, оппозиционные силы в этом случае должны были встать в позицию защиты государства, что означало бы выступить против членства в этом Евразийском союзе и безответственного решения властей, таким образом, хотя бы решив минимальный вопрос, показать России, что с Арменией не так-то легко говорить на языке угроз и шантажа. Вместо этого, нынешняя так называемая оппозиция присоединилась к властям, что если и представляет собой «реалполитик», то только преследующая партийные интересы. Потому что «реалполитик» с позиций государственных интересов требует отказа от языка угроз и шантажа, на котором могут говорить с Арменией. Поскольку, поддаваясь этому языку один раз, по сути, уже закладываешь основу, по меньшей мере, для последующего подобного отношения.
Если Россия видит, что язык шантажа и угроз делает свое дело, причем, и на поле власти, и на поле оппозиции, то она, естественно, все следующие слова, направленные данной стране, в этом случае Армении, произнесет на том же языке шантажа и угроз. То есть, согласившись один раз, якобы с целью спасения, политические силы создают основу для других шагов на пути к капитуляции. Хотя, возможно, следующие шаги могут не пригодиться, поскольку, по сути, мы уже сдаем последнее, что у нас есть – суверенитет и независимость. Вот с этой точки зрения, слова о том, что безопасность Армении заставила пойти на такие шаги, к реальности имеют отношение только на поверхности, потому что фундаментально произошла именно атака на Армению, которая дала свои результаты, и Россия поступила с Арменией точно так же, как с Украиной, но без каких-либо выстрелов.
Следовательно, в нынешнем процессе мы сталкиваемся с проблемой формулировки и восприятия такого понятия, как безопасность, и констатируем, что в течение двух десятилетий независимости, в Армении эта проблема так и не была сформулирована, хотя безопасность для Армении, так сказать, является естественным приоритетом, исходя из многих объективных причин, и кажется, что независимое государство, прежде всего, должно было сформулировать именно это понятие и сформировать государственный и общественный уровень восприятия безопасности, в случае которого, по крайней мере, язык угроз и шантажа должен был быть вне обсуждения и полностью исключен.
Между тем, произошло обратное, и это не только не было исключено, что, несомненно, не только в вопросах внешних вызовов сформировало бы полностью другую ситуацию и сопротивляемость, но и именно во внутренней жизни привело бы к совершенно иному общественному сознанию и поведению, но и поддаваться открытому шантажу и угрозам. Это даже считается «реалполитик», искажая тем самым понятие безопасности и превращая его в мину, заложенную под государство.
