Сегодня премьер-министр Никол Пашинян встретился с председателем Комитета по госдоходам Давидом Ананяном, о чем сообщил в заметке в Фейсбук. «Чуть ранее завершилась моя очередная рабочая встреча с председателем КГД Давидом Ананяном. Принимая во внимание жалобы и предложения граждан, председатель КГД примет решение предоставить кассовые аппараты нового поколения по цене 60 000 драмов вместо 160 000 драмов тем субъектам, для которых в соответствии с законом подобные кассовые аппараты стало обязательным иметь с 1 января с.г. Возможность оплаты в рассрочку, то есть в течение двух лет, которая была и до сих пор, сохранится… » Запись Никола Пашиняна можно полностью процитировать, если бы речь шла о приоритетах экономической политики, стратегии деятельности правительства. Но нет, премьер-министр обсудил с председателем КГД вопрос, который относится по уровню ниже, чем даже уровень председателя КГД. А значит, почему премьер-министр проявляет настолько неадекватености и лично занимается вопросом, который является вопросом решения руководителя соответствующего подразделения того же КГД? Потому что премьер-министр занимается всеми без исключения вопросами. Однажды Никол Пашинян сказал, полушутя, что даже вопрос изменения цвета автомобиля уточняют с ним. Но это не шутка, а жестокая реальность.
В Армении продолжает действовать механизм принятия решений, действовавший во время Сержа Саргсяна. А это механизм единоличного принятия решений, механизм зависимости всего от воли одного человека. И этот человек сегодня — Никол Пашинян. Так называемая децентрализация принятия решений, являющееся одним из основных принципов управления, в Армении практически абсолютно отсутствует. В системе пирамидального государственного управления решения принимаются только на уровне высшего руководства, называемого в управлении институциональным, который, согласно той же теории, должен заниматься не ситуационными, оперативными вопросами, а стратегическими, концептуальными вопросами. То есть, Никол Пашинян, пришедший к власти и унаследовавший то, что оставил Серж Саргсян, ничего не изменил в механизме принятия решений и фактически стал его заложником. Потому что человек даже физически не в состоянии владеть касающейся всего информацией, обработать ее и из возможных сценариев, получившихся в результате этой обработки, сделать выбор и принять решения, как предписывает научно обоснованная процедура принятия решений. Кроме того, принятие решений по всем вопросам означает полную ответственность за то, что происходит в стране. Это ужасное бремя для одного человека, которое слишком тяжело нести. Серж Саргсян решил эту проблему по-своему.
Параллельно с системой государственного управления существовала система неформальных отношений (олигархи, экономические квоты, уголовники, «решатели проблем», «получатели денег»), которые действовали параллельно с системой государственного управления и часто более эффективно. В этих условиях количество официально принятых решений было несколько меньше. Но между Сержем Саргсяном и Николем Пашиняном есть еще одно общее — одиночество их обоих. В среде как Сержа Саргсяна, так и Никола Пашиняна не было и нет людей, которые имели бы право говорить с главой государства на равных: окружение и Сержа Саргсяна, и Никола Пашиняна построено по такой иерархии, в которой все несколькими субординационными плоскостями ниже своего руководителя. Например, во времена Роберта Кочаряна имел с ним равные права Серж Саргсян, мнение которого учитывалось при принятии важных решений. Во времена Левона Тер-Петросяна картина была более емкой — Вано Сирадегян, Вазген Саргсян, Бабкен Араркцян, Грант Багратян… ряд отмеченных и не отмеченных чиновников не только по должности, но и благодаря личным отношениям имели право разговаривать как с равным, выражать позицию, что формировало уникальную систему противовесов, исключая единоличные решения. Фактически, за последние 20 лет в этом смысле система государственного управления деформировалась или деградировала, у сегодняшнего главы государства рядом нет людей, которые могут выступать в роли консультантов (реальных консультантов, а не в смысле официальных полномочий консультантов), критиков, оппонентов.
Таким образом, Никол Пашинян принимает решения практически по всем вопросам единолично. Это, как мы уже упоминали выше, с одной стороны является проявлением механизмов принятия единоличных решений, с другой стороны, выражением кадрового голода. Никол Пашинян возможно с председателем КГД и не обсуждал бы вопросы кассовых аппаратов, если бы был уверен, что КГД обладает соответствующими возможностями и чиновниками, способными принимать решения. Но Никол Пашинян не может иметь такой уверенности, поскольку вся система государственного управления наводнена некомпетентными, неопытными кадрами. Это, конечно, вина того же Никола Пашиняна, следствие его порочной кадровой политики. А эта политика приводит к тому, что в системе государственного управления есть место в основном тем, кто кланяется революции, кто считает революцию глобальным и эпохальным событием, кто… одним словом, система государственного управления открыта только, так сказать, перед революционными рабами. А они, как правило, неопытны и некомпетентны.
И значит, если Никол Пашинян хочет положить конец этой позорной кадровой ситуации, он должен в прямом и переносном смысле слова открыть систему государственного управления для всех, в том числе и перед квалифицированными и компетентными кадрами, кто полностью не склоняется перед революцией или, кто осмеливается думать, что победа в карабахской войне имеет большую ценность, чем бархатная революция. В противном случае Никол Пашинян продолжит принимать решения о лицензиях на школьные учебники, лекарства медучреждений, поездов вагонов метро и парикмахерские. Это кратчайший путь подвергнуть эрозии систему государственного управления, последствия чего, мягко говоря, не будут радовать ни Никола Пашиняна и его правительство, ни государство.
Кстати, та же теория управления имеет уникальную методологию оценки степени демократии систем: чем более децентрализован процесс принятия решений в системе управления, тем более она демократична, и наоборот. У нас фактически есть централизованная система, но мы убеждаем мир в том, что мы строим демократию.
Между тем нас с младенчества учили, что лгать нельзя.
