В Ереване состоялся саммит ЕАЭС, который привлек большое внимание в первую очередь благодаря беспрецедентному формату, который удалось обеспечить Армении. Речь, в первую очередь, идет о присутствии президента Ирана в качестве гостя на саммите ЕАЭС. Конечно, это свидетельствует о серьезнейшем политическом подтексте ереванского собрания и в этом смысле следует следить за тем, к каким проявлениям оно может привести в перспективе, как может продолжаться и с какой повесткой дня. С другой стороны, не замечать ЕАЭС — надгосударственную структуру, в которую вступила Армения, и, фактически, ощутимо связать свое будущее с необходимостью консенсусных решений с другими государствами, невозможно. Тем более в том случае, когда речь в настоящее время идет в общественно-политическом смысле о практически разных плоскостях.
В Армении новая ситуация после бархатной народной революции, которая в глубинном плане противоречит общественно-политическим реалиям и традициям в других странах ЕАЭС, тем более, в так называемой тройке учредителей.
Между тем, поскольку общее развитие государств связано с надгосударственной структурой, хотим мы здесь того или нет, первостепенное значение приобретает то, как эта структура развивается и управляется. Вот именно здесь мы стоим перед реальностью определенного противоречия.
Армения после бархатной революции существенно заинтересована в укоренении демократической системы ценностей, антикоррупционной политике и формировании, модернизации системы правового управления. Для Армении все это является стратегическим ресурсом и картой также в ключевом вопросе в плане безопасности и государственной стратегии — в арцахском вопросе. В то же время, другие члены ЕАЭС, тем более тройка учредителей, имеют свои внутренние общественно-политические реалии и системы, в основе которых лежит тоталитаризм, авторитаризм, коррупция, и это вовсе не секрет. Это, конечно, внутреннее дело этих стран, проблема отношений между их обществами и властями, однако, когда мы все находимся в одной надгосударственной структуре и тем самым взаимосвязаны также механизмом управления этой структурой, проблема этих стран на каком-то этапе, в какой-то степени становится и армянской.
Потому что невозможно быть в одной надгосударственной структуре, во внутренней жизни управляться более высокими планками, а управление надгосударственной структурой будет более регрессивным. Обратное больше возможно, а вот этот вариант — нет.
Между тем, исходя из внутренних реалий и особенностей других стран ЕАЭС, у них нет такой большой заинтересованности в переходе к современному управлению, поскольку мотивация внутренних систем иная. В какой момент Армения предстанет перед более практическим влиянием этого противоречия? Это, конечно, не вопрос ближайшего будущего, однако, возможно, что речь идет о среднесрочной перспективе. При этом, уже сегодня, пожалуй, перед армянской элитой стоит задача, как мы будем вести себя в случае практической реальности этого противоречия, когда актуальность внутреннего управления столкнется с, мягко говоря, не такой актуальностью управления надгосударственной структурой. Армения должна уже искать принципиальные решения этой проблемы в нескольких сценарных вариантах. Конечно, здесь есть два обстоятельства. Во-первых, это практически зависит от того, в каком темпе будет протекать внутренняя модернизация, и, во-вторых, вопрос также, какие процессы будут во внутренней жизни других стран, где каждый, несомненно, имеет свои проблемы решения вопроса власти в условиях общей неэффективности управления, сложных геополитических реалий и растущего общественного недовольства.
