Мой дед, Ашот Межлумян, был из села Зейва у Капана, ныне Давидбек. Он был солдатом Гаергина Нжде, участвовал в Гадрутском походе. Он мне объяснял, что живущие в нищете сельчане были сторонниками Нжде, а магазинщики и кулаки – за большевиков. Этот факт для меня долго был непереваримым, поскольку из школьных учебников я вызубрил в качестве непререкаемой истины, что нищенствующие были за “красных”, а буржуи – за “белых”. Объяснение было очень простым. Люди приобрели землю или магазин за деньги, отправленные рабочими из Баку, и для них большевизация края означала подтверждение экономических и, что важнее, семейных уз. И наоборот, неимущие были связаны со своей землей и вместе с Гарегином Нжде ее и защищали.
После эмиграции Гарегин Нжде имел несколько конфликтов с Дашнакцутюн. Одной из причин идеологических противоречий стала “буржуазность” этой партии. 20-30-ые прошлого века были десятилетиями кризиса капитализма и либерального государства, и подавляющее большинство европейцев стали носителями антикапиталистических идей. Антикапиталистическое движение имело два крыла: левое – социал-демократическое или коммунистическое, и правое – популистско-националистическое, фашистское. Буржуазному национализму везде на замену пришел антикапиталистический, антилиберальный национализм – фашизм.
В Германии он принял расистский характер, в Италии – государственнический, в Испании и Греции важной стала церковь и т.д. В целом, они вели одинаковую политику: класс богачей, или как их тогда называли – “плутократов”, платил выкуп, и их имущество переходило под контроль государства. Разница между государством и обществом стиралась, создавалось одно “тело” – корпоративное государство (“корпус” на латинском означает тело). Очевидно, что если бы Армения в 30-ые годы была бы независимым государством, то сторонники Нжде обязательно пришли бы к власти и создали бы корпоративную систему – фашистское государство.
Как бы поступил Гарегин Нжде сегодня? Он бы увидел, что ситуация схожа с той, что была в Сюнике в 1920г. Есть два класса, которые являются носителями разных политических ценностей. Есть простые люди, которые если даже работают за пределами родины, заработок отправляют на родину, своим родным. Даже проживая за рубежом, они способствуют благосостоянию страны. И есть другой класс – плутократы, которые за счет спекулятивных цен, госзаказов, иных механизмов присваивают эти суммы и отправляют за рубеж, где их огромная родина – “деньгистан”. Нет старого Баку, но появился новый – транснациональные финансовые институты, оффшоры и т.д. Он бы увидел, что этот класс организован в “Республиканской” партии, которая государство поставила на службу экономическим интересам нескольких десятков семей.
Следовательно, первым его шагом стало бы его заявление о противоречиях с “Республиканской” партией, о том, что он никогда не был на стороне “Республиканской” партии, за исключением, может быть, краткого начального периода, и не намерен соглашаться с политикой этой партии.
Конечно, он бы со своими сторонниками пришел бы к власти. Как бы он поступил, какую политику бы проводил? Думаю, что общая антикапиталистическая логика сохранилась бы: класс плутократов заплатил бы выкуп, а их предприятия перешли бы под государственый контроль. Возможно, он учел бы уроки истории. Часть фашистских стран – Румыния, Венгрия – перешли под контроль Советского союза, другие – Португалия, Испания, Греция или Турция – продолжили свое существование. На севере капиталисты и трудящиеся заключили соглашение, известное под названием “социальное государство”. Он бы увидел, что фашистские государства оказались неспособны решить вставшие перед ними задачи политического, экономического и культурного развития, и под воздействием социалистических или социал-демократических сил совершили переход к модели социального государства. Следовательно, он счел бы модель фашистского государства архаичным. При выборе модели для государства Нжде встал бы перед большой трудностью.
Модель, которую он бы предложил, возможно, называлась бы “государственным капитализмом”. Он отверг бы неолиберальную экономическую политику, которую проводит правящая “Республиканская” партия и предложил бы, например, программу, которая была бы похожа на программу развития Аргентины. Или же по примеру левого правительства Бразилии заключиул бы соглашение с местными производителями, согласно которому, государство берет на себя часть полномочий. Так делается в Южной Корее и в ряде латиноамериканских стран.
Во всех странах правительство в той или иной форме участвует в управлении экономическими процессами. Если оно не контролирует капиталистов, то этот класс вскоре криминализируется даже в развитых странах: вспомним тресты в США, когда в результате картельных соглашений экономика была монополизирована. Гарегин Нжде бы понял, что необходимо последовательное вмешательство государства в определенные сферы экономики. Он бы содействовал начинающим предпринимателям, их защитил бы от конкуренцим, в некоторой мере субсидировал бы их, сделал бы доступными передовые технологии. Он вообще бы помогал встать на ноги молодым и начать собственный бизнес. Он проконтролировал бы инвестиции предпринимателей.
Капиталист склонен получить максимальную прибыль за минимальный промежуток времени. Потому и он предпочитает в первую очередь сделать вложения в дорогую недвижимость и товары люкс-класса. Он бы проследил, чтобы суммы не тратились бы так бессмысленно, а чтобы их деятельность была бы полезной для общего развития государства. Он воспретил бы государственным деятелям ближе чем на 300м подходить к казино, стриптиз-барам и саунам, а в случае нарушения лишил бы государственных и политических должностей. Он заставил бы их в свободное время идти в библиотеки или спортзалы.
Он не повторил бы ошибки индийского правительства, которое э, контролируя госсектор, оставило без внимания частный. Предприниматели почувствовали бы, что их собственность, их активы и пассивы находятся под контролем. Он не повторил бы ошибок латиноамериканских диктатур: он не угрожал бы капиталу, который является мощным оружием в руках предпринимателей. Когда правительство враждебно настроено против местного бизнеса, они свои активы переводят в другие страны, туда и инвестируют. Эту ошибку совершили в Перу, Чили, Аргентине. С другой стороны, он бы не позволил, чтобы бизнесмены имели бы гарантированную прибыль, что произошло в Индии благодаря высоким импортным пошлинам.
Вероятно, он бы понял, что для развития страны необходимы свободно мыслящие люди, которые могут свободно выражать идеи, обсуждать и внедрять. Он ликвидировал бы режим террора в университетах и исследовательских учреждениях, следил бы за неукоснительным соблюдением академической свободы. Сделал бы так, что почувствовался бы дефицит невежд. Конечно, он не дал бы преимущество религии перед наукой.
А что он бы сделал с мафией? Можно вспомнить историю Сухарто, больше известную под названием истории “мафии Беркли”. Сухарто долгие годы был диктатором Индонезии и, как и большинство диктаторов, украл много – десятки миллиардов. Но он нашел в себе храбрость честно признать свое преступление. Сухарто положил эти суммы в швейцарские банки, не позволив, чтобы кто-либо из членов правительства или какое-либо влиятельное лицо их присвоило. В настоящее время индонезийское государство получает проценты из этих сумм, которые вкладывает в развитие экономики. Это благоразумная политика, которую стала проводить власть. Похожее решение предложил бы Гарегин Нжде – взять выкуп у ограбившей государство мафии.
В целом таким был бы “государственный капитализм” Гарегина Нжде, который диаметрально противоположен проводимой “Республиканской” партией политике. И он был бы горд, что действует против “Республиканской” партии, а может и приостановил бы ее деятельность, поскольку в душе оставался бы тем же романтиком. А такую политику он мог бы проводить, если действительно соответствует истине его реноме благоразумного и решительного политического деятеля.
