В редакционной статье газеты «Аравот» говорится: «Вчера Раффи Ованнисян опять выступил на Площади Свободы. Говорил эмоционально, искренне, в своем стиле – немного рассеяно. Краткое содержание его речи передать невозможно. Были и безнадежные («я проиграл») и оптимистические («борьба продолжается») нотки. Досталось также и комментаторам и редакторам, которые ничего не делают, но критикуют. Если это касалось и меня, что обвинение в ничегонеделании, откровенно говоря, я не признаю – особой ленью я, казалось бы, не выделяюсь. А что до критики…
Занимаясь журналистикой довольно длительное время, я пришел к тому простейшему выводу, что личности не очень-то и важны, они изменчивы, переменчивы в мыслях. Важны явления и закономерности: повторение первых позволяет говорить о вторых. В 1996-ом, 1998-ом, 2003-ем, 2008-ом и 2013-ом годах явление, которое мы условно называем «президентскими выборами», повторилось – с некоторыми нюансами. Следовательно, здесь не надо говорить о плохих или хороших людях, и даже не о властях – «ворах и бандитах», а об определенных закономерностях.
В случае четырех из этих пяти выборов, Вазген Манукян, Степан Демирчян и Левон Тер-Петросян проявили стандартное поствыборное поведение – митинги, протесты, движение и так далее. И здесь тоже есть закономерность, после чего начинается период разочарования общества (в 1996-ом году иностранные наблюдатели назвали это явление своим, иностранным словом – «фрустрация»). И, наоборот – в 1998-ом году Карен Демирчян пошел по нестандартному пути, что способствовало возникновению некоторых надежд среди общества, и те, кто хотел, чтобы подобных надежд не было, организовали «27-ое Октября».
Возможность такого нестандартного поведения была и у Раффи Ованнисяна. Во-первых, во время его поствыборных митингов у председателя Национального Собрания состоялось совещание, в ходе которого могла бы быть достигнута договоренность о создании комиссии по конституционным изменениям. Предполагалось, что в этой комиссии решающий голос принадлежал бы оппозиции. Нужно ли было использовать эту возможность – оставаясь оппозиционером и хозяином своего требования? Я убежден, что да. Однако на митинге Раффи Ованнисян заявил, что происходящее в парламенте к нему не имеет отношения.
Вторая возможность возникла тогда, когда Раффи Ованнисян написал письмо с предложениями, а президент ответил, что готов обсудить их «с ручкой и бумагой». Для сторон переговоров это – идеальная ситуация, которой, однако, лидер партии «Наследие» не вновь воспользовался. Конечно, понятно, что если господин Ованнисян пошел бы на подобные шаги, остальные оппозиционеры назвали бы его «клиентом», «барабаном» и «секретарем СНБ» (намек на Артура Багдасаряна – РЕД.). Однако они и сейчас так его называют – никакой разницы. Вместо этого могла бы быть создана новая ситуация, а некоторые механизмы по контролю перешли бы к одной части оппозиции. А сейчас у нас есть то, что наши западные коллеги называют «фрустрацией».
Так что и Раффи Ованнисян полностью уложился в вышеуказанную закономерность».
