Городская власть Рио-де-Жанейро, наподобие нынешних властей Еревана, приступила к очистке города. Но дело в том, что как почти во всем, Рио-де-Жанейро и на этот раз будет оригинальным. Местная мэрия решила “очистить” город от бедных кварталов. Оригинальность здесь состоит в форме “очистки”, которую выбрала власть в Рио.
Мэрия решила, что около четырех десятков бедных кварталов города будут отгорожены от благополучных кварталов бетонным забором высотой в 3.5 метра. Проблема в том, что в бедных кварталах Рио центральная и городская власть практически не контролирует ситуацию, и там полностью хозяйничает криминал. Таким образом, получается, что фактически мэрия Рио-де-Жанейро хотя бы пытается как-то изолировать криминал, отгородить его от города.
С этой точки зрения, полученная из Рио информация для ереванцев должна быть вдвойне актуальной: как управлять городом и как бороться против криминала.
Но, как сказал бы великий комбинатор, “нет, это не Рио-де-Жанейро”. Это Ереван! И здесь не городская власть борется с криминалом, а посредством криминала борется против граждан. И эта борьба уже началась широким фронтом и с широким размахом, охватывая киоски и ларьки города, уличных торговцев, детские сады, школы, медучреждения и др.
Здесь просто проблема в другом, в отличие от Рио. И отнюдь нет необходимости в том, чтобы ситуацию переводить в плоскость жизни и смерти, однако, вполне вероятно, что если в очередной раз общество позволит Карену Карапетяну до конца распустить свой “драйв”, то это может окончательно выломать все двери и окна возможностей системных изменений ситуации. И тогда можно сказать, что не только 3.5-метровым, но даже 13.5-метровым забором невозможно будет хоть в каком-то углу отгородиться и не иметь дела, не сталкиваться с криминалом.
Опыт показал, что человеческий криминальный ресурс всегда властям хватал, особенно, когда сейчас дело только в самом Ереване, и для это можно отмобилизовать весь криминальный потенциал республики. Но этим, во-первых, ослабевает постоянный “контроль” в марзах, а во-вторых, не одним человеческим ресурсом криминал решает вопросы. Необходимо также иметь материальный ресурс как для сегодняшнего дня, так и на будущее. То есть, власть вначале должна оплатить за “труд” криминала сегодня, а потом расплачиваться и в будущем.
Проблема в том, чресурсов стало так мало, что власть приступила к перераспределению собственности, хотя бы, во всяком случае, к созданию предпосылок для этого. То есть, чтобы кого-то задобрить, у другого надо что-то отнять,поскольку нет возможности создать что-то новое. И в этих пределах ни у кого нет никаких гарантий, что власть не будет удовлетворять кого-то другого за счет его собственности. А когда нет такой гарантии, то криминал лишается мотивации участия в “бою”. В конце концов, становится ясно, что даже если выйдет, то “КПД” такого участия существенно снижается.
Проблема в том, что после всех преыдущих выборов имело место недовольство общества криминогенной победой власти, но потом усилиями в том числе и криминала властям удавалось брать все под контроль, подавляя все это недовольство.
Выборы президента в 2008г были исключением, и после них, по прошествии более трех лет, властям не только не удалось подавить этот протест против несправедливости, беззакония и криминальной атмосферы, хоть и использовала все, в том числе и криминальные средства, но даже произошло усиление общественного движения, которое приняло, еще и вдобавок, институциональные формы.
Тем самым, если за прошедшее десятилетие власть придала институциональные формы криминалу, то оппозиция придала институциональные формы гражданскому обществу, оппозиционирующему обществу вообще.
И сколько бы криминальная власть ни старалась предотвратить или притормозить этот процесс, вернуть общество в прежнее, т.е. инертное, положение – ей это, все равно, не удалось. И в этом смысле, сегодня криминал, в отличие от прошлых лет, почувствует отсутствие именно морально-психологического ресурса, поскольку там заметили и поняли, что прошедшие три года были периодом прогресса именно для гражданского сознания, а не для криминального “ордена”, который в Армении, по недоразумению, называется властью.