Гость передачи Realpolitik Первого Информационного – политтехнолог Карен Кочарян.
— Господин Кочарян, то, что происходит в последние 1,5 года, события, связанные с конституционными изменениями, что Вам подсказывают? В конце концов, власти, которые на этом пути опустошили политическое поле, по сути, не оставили альтернативы действующему режиму, действующей РПА, какие они преследуют цели, навязывая эту повестку дня обществу? Потому что очевидно, что общество не готово к этой повестке дня, его не интересует новая Конституция, эти изменения, и референдум вообще. Какой цели на самом деле должны достичь в результате этого референдума?
— Самое главное то, что общество вообще не интересуют конституционные изменения. В широком смысле, сегодня общество волнуют две глобальные проблемы: социальная проблема, чтобы иметь хорошо оплачиваемую работу, и проблема справедливости, которая стала всеобщей проблемой.
Стремятся к тому, чтобы была двухпартийная система, в которой вторая партия будет подчиняющейся.
— Каковы цели? В качестве технологии, которую власти задействовали для того, чтобы очистить на этом пути всех возможных оппозиционеров, искоренить все их политические амбиции. Тройка…четверка… все они были уничтожены, и их основным требованием был именно отказ от проекта конституционных изменений, за что они готовы были пойти на уступки властям. Вы думаете, что эта цель была поставлена 4-го сентября 2013 года, когда впервые Серж Саргсян пригласил профессиональную комиссию, и поручил работать над конституционным текстом?
— Многие говорят, что власти хотят воспроизвестись. Я не согласен с этим положением, потому что власти, так или иначе, воспроизводились. В 98-ом воспроизвелись, в 2008-ом, и не этими конституционными реформами власти должны были воспроизводиться. Я считаю, что в основе их основной цели лежит то, чтобы избежать столкновений, потому что во власти и в оппозиции убеждены, что в Армении ни одни выборы, ни к каким эксцессам не приводили. То есть, президентские выборы приводили в лучшем случае, либо к разгрому НС, и к драке со словами «пусть это будет последней кровью», либо в худшем случае приводили к 10 жертвам. Это было всегда, на всех президентских выборах. Напряженность была очень высокой, общество разделялось на черных и белых, а парламентские выборы никогда не были черными и белыми, проходили по-армянски, и поскольку это немного ментальная проблема, мы, армяне, больше хотим видеть лидером одного человека, поэтому, во время президентских выборов было всегда так.
— Господин Кочарян, но ведь альтернативой этому является застой, потому что это в каком-то смысле также и оздоровительный процесс.
-Если оздоровление должно быть ценой жизни хотя бы одного человека, я не согласен, потому что я не верю, что невозможно оздоровлять крошечное государство нормальными шагами, просто эти шаги не делаются.
— Вы считаете, что эти конституционные изменения являются этим шагом, только для того, чтобы выставить остроту президентских выборов из нашей политической повседневности, и пойти на такие изменения?
— Я считаю, что проблема в том, чтобы избежать столкновений.
— В таких условиях недоверия, насколько правильно осуществлять конституционные изменения?
— Ни одни другие выборы, референдумы не имеют такой большой общественный резонанс, как президентские выборы, этот референдум тоже пройдет, как обычно, народ не пойдет, они сами приведут людей, они хорошо знают все технологии.
— То есть, только тот факт, что Серж Саргсян заявил, что для него, например, неприемлемо изменение формы управления, не думаете, что референдум может не иметь положительного исхода?
— Может быть. Еще до 2018 года Серж Саргсян, независимо от исхода, будет действующим президентом, и он не хочет, чтобы, предположим, конституционный референдум состоялся в ноябре, еще 2,5 года после этого он будет президентом. Думаю, что не хочет в каком-либо вопросе 2,5 года оставаться побежденным, а так, если эти изменения не пройдут, у него есть «отмазка», что он был не согласен.
— Не странно ли, будучи против изменения системы управления, инициировать эти изменения, и любой ценой достичь того, чтобы поставить этот документ на референдум?
— В этом случае тоже, это атрибуты какой-то игры.
— То есть, власти, по большому счету, кажется, реализовали свои цели. Уничтожили своих политических противников, обезглавили всех возможных претендентов, и могут позволить себе такую роскошь, как поражение в референдуме.
— Я не люблю делать догадки, я основываюсь на фактах. Если эти изменения пройдут, то по реакции властей будет видно, хотели ли они этого, а если не пройдут, то вновь из их реакций будет видно, в какую игру они хотели сыграть.
— Очевидно, что без фальсификаций, без дополнительных административных усилий невозможно будет провести.
— Для меня очевидно, что народ не пойдет на референдум. У народа нет настроения.
— Но власти делают все возможное, чтобы, тем не менее, обеспечить участие политических сил.
— Свято место пусто не бывает, оно наполнится. Нужно время. Сегодня политическое поле Армении пустынное. Это пустое место займет молодежь, у которой пока нет опыта, она боится политики. Политика сама по себе немного другая, чем студенческий романтизм, но подобными попытками, ошибками они придут, и наполнят это поле.
— Основные амбиции Царукяна были относительно 2018 года. Из сегодняшних основных политических сил, которые объединились для борьбы с конституционными изменениями, на Ваш взгляд, кто заинтересован в «нет»?
— В 2005 году никто не мог подумать, что в 2007 году Левон Тер-Петросян выйдет, и станет, по крайней мере, кандидатом в претенденты на победу. Еще два года есть до парламентских выборов, а до президентских выборов – три года. В такой стране, как Армения, каждый геополитический сигнал может за одну ночь очень многое изменить.
— Можно ли пойти на такие фундаментальные изменения под каким-либо внешним влиянием? В конце концов, Армения является членом ЕАЭС, в котором в основном авторитарные президентские режимы. Зачем нужно было Армении идти на такие фундаментальные изменения?
— Я бы не сказал, что президентская система ретроградная, а парламентская – продвинутая, потому что трудно сказать, что Франция или США отсталые, потому что президентская власть там довольно авторитарная. Мы еще очень слабы, у нас множество проблем. Не стоит забывать, что мы находимся, если не в военном, то, по крайней мере, в полувоенном положении.
