С давних пор и до 1960-х годов клоуны всегда заполняли паузы между выступлениями артистов, но появился он, и артисты стали заполнять паузы между его репризами. Зритель шел «на Енгибарова».
В своем последнем интервью, записанном за месяц до ухода из жизни, народный артист Армянской ССР Леонид Енгибаров рассказывал: «Я выхожу на манеж не для того лишь, чтобы смешить «уважаемую публику», а для того, чтобы с ней говорить — о добре и зле, благородстве и подлости, о любви и нежности». И он говорил — без слов, но голосом, проникающим прямо в сердца зрителей, которые то хохотали, то замолкали, задумываясь, с блестящими от слез глазами.
Он родился Москве, в семье армянина Георгия Саркисовича, повара по профессии, и портнихи Антонины Андриановны — простой русской женщины из Тверской области. Это был третий брак отца Леонида, от двух предыдущих, в Армении, у Енгибарова-старшего остались два сына — Михаил, ставший известным скульптором в Одессе, и Грачья Капланян — впоследствии народный артист СССР, главный режиссер Ереванского драматического театра, который ныне носит его имя. Сводные братья сблизились в 1960-х — взрослый маститый режиссер и молодой цирковой артист, ярчайший талант-новатор. Сам Георгий Саркисович тоже был по-своему творческим человеком: не каждому профессиональному кулинару удается достичь той степени востребованности и стать шеф-поваром знаменитых московских ресторанов «Метрополь» и «Арарат».
Трудные годы детства, что пришлись на военное время, серьезное, успешное занятие боксом, по окончании школы — поиск себя: до того, как прийти в ГУЦЭИ, Леонид поступал и недолго учился в двух других вузах — рыбного хозяйства и институте физкультуры. Но в итоге он окончил Училище циркового искусства, где уже будучи студентом сформировал свой индивидуальный творческий стиль. Вот как он вспоминал эпизод, когда «обрадовал» маму долгожданным документом о высшем образовании: «Помню, я убежал с друзьями на какой-то концерт, и мама осталась одна. Она хотела поделиться с кем-нибудь своей радостью и побежала к соседке. Родственников поблизости не было, а маме хотелось кому-нибудь рассказать, что ее сын наконец-таки встал на ноги. Вот и пошла мама к своей подруге, соседке, у которой сын — мой ровесник, мы с ним учились в школе, он стал шофером. Прибежала мама к подруге и говорит: «Маша, смотри, смотри, Маша», — а глаза у мамы были полны слез: она показывала диплом, в котором было написано: «Клоун-мим». Маша посмотрела диплом и сказала: «Тонечка, ты не расстраивайся, не плачь, это ведь тоже профессия!»».
Спустя каких-то пять лет глаза матери снова были полны слез, но совсем других и по иной причине: на международном конкурсе в Праге ее сын был признан «лучшим клоуном мира».
Успех у публики пришел к нему практически с начала работы на манеже. Чего нельзя сказать о коллегах по цеху: некоторые мэтры советского цирка не спешили принимать думающего клоуна. К примеру, Юрий Никулин признавался, что не сразу смог оценить глубину и степень енгибаровского таланта.
Постоянные гастроли по Союзу, соцстранам Европы, съемки в фильмах, в перерывах молчаливый на манеже мим выговаривался в своих коротких новеллах, удивительно тонких и лиричных. Сергей Параджанов назвал Енгибарова «единственным незаменимым актером» после того, как тот сыграл в его картине «Тени забытых предков».
Автор своих миниатюр, великолепный жонглер, эквилибрист, акробат, применявший цирковые трюки, — он работал на износ и был к себе безжалостен, недаром в дипломе стояла единственная тройка — по технике безопасности. «По ночам у вас будут болеть плечи от бесконечных тренировок, распухать кисти рук и наливаться кровью глаза… Все это, конечно, тяжело, и все-таки это рано или поздно забывается. Вот только одно никогда не забывается — это когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар».
«Леонид Енгибаров — гений, легенда, — скажет великий Марсель Марсо армянскому режиссеру, снимающему в 80-е фильм о «грустном клоуне». — Я знаю трех гениальных мимов: Бастер Китон, Чарли Чаплин и ваш Леонид Енгибаров. Однако он не только ваш, он принадлежит нам всем». Марсо — классический мим, Енгибаров же ушел дальше, соединив, по словам Вячеслава Полунина, в единый сплав клоунаду и пантомиму и привнеся в искусство клоунады интеллектуализм и проблемность.
За 12 лет, проведенных на манеже, в Армении он отработал три сезона и снялся в паре фильмов, при этом армянский цирк считал родным. Его цирковой путь начался в Ереване в 1959 году, там же и закончился в 1971-м уходом на эстраду, в собственный театр. «В свое время я серьезно занялся армянским и научился на этом языке объясняться в любви, ругаться и с трудом читать рецензии на мои выступления в армянских газетах». Теоретик цирка Рудольф Славский писал: «В его образе появились национальные черты, и Енгибаров стал похож на шустрого и шаловливого мальчугана из ереванских улиц».
«Казалось бы, все желания исполнились, но нет, теперь я мечтаю о театре, где я смог бы сыграть Хлестакова», — делился Енгибаров. «…Хочется сказать свое слово в искусстве. Я ищу возможности соединения на первый взгляд несоединимого: цирка с театром, кинематографом, литературой. Здесь бездна неоткрытого, и цель — проникнуть в нее как можно глубже».
Свое слово в цирковом искусстве Енгибарову сказать удалось, и вряд ли в мире за последние полвека был другой клоун-мим, чье слово звучало бы столь же убедительно и глубоко.
Из последнего интервью: «Живу я на свете 37 лет. Работаю 15. За эти годы участвовал более чем в 6 тысячах представлений. К этому можно добавить выступления по телевидению, съемки в шести картинах. Написал более 100 рассказов и новелл. Десять человек считают меня своим учителем, а я их — учениками. Приятная цифра, если учесть, что цирковое училище в год выпускает максимум двух коверных. Получил более 5 тысяч писем от зрителей. Прочел, трудно точно сказать, но думаю, что не меньше 3 тысяч книг. Выступил более 500 раз с рассказами о цирке, об искусстве пантомимы».
Последние месяцы жизни гастрольный график Театра Леонида Енгибарова, представляющего два соло-спектакля, был насыщен до предела. Артист объездил всю страну, за 240 дней им было сыграно 210 спектаклей. После чего вернулся в Москву — аномально жарким засушливым летом 1972 года, когда в Подмосковье горели торфяники.
25 июля сердце не выдержало. Он умер дома, в Марьиной Роще, на руках у обожаемой им матери. Сказалось все — каторжный труд, характер, стрессы из-за нередких проблем с недоброжелателями, завистниками и «чиновниками от искусства», временами — снятие этих стрессов в компаниях друзей, и снова каторжный труд — физический, душевный. Но главное, это сердце было ранимым. Сердце истинного художника. И философа.
В Армении чтят память великого клоуна, традиции циркового искусства и пантомимы. При Ереванском цирке действует школа-студия, где бесплатно занимаются дети от 3 лет. Художественный руководитель Ереванского цирка, председатель Союза цирковых деятелей Армении, ученик Енгибарова Сос Петросян открыл эту студию в честь своего учителя еще в 1972 году, спустя два месяца после его ухода.
Есть Государственный театр пантомимы под руководством Жирайра Дадасяна, в репертуаре которого 10 спектаклей.
Раз в два года, в августе, в Цахкадзоре проводится Международный фестиваль пантомимы имени Леонида Енгибаряна. Молодые увлеченные таланты из Армении и других стран показывают свое искусство на сцене, расположенной напротив бронзового памятника непревзойденному гению этого жанра.
Источник – barev.today.
