Расшифровка «черных ящиков» Ан-148 заставила говорить о недостаточной подготовке пилотов разбившегося самолета «Саратовских авиалиний». Между тем отец второго пилота Ан-148, Сергея Гамбаряна, рассказал в интервью изданию «Московский комсомолец» о том, как и где учился его сын. Арсен Гамбарян назвал версию о не включенном обогреве приемников полного давления «полным бредом» и прокомментировал возможность теракта на борту.
Сергей Гамбарян из потомственной авиационной семьи. Его отец 40 лет поднимал в небо и сажал самолеты, последние 20 лет мужчина был командиром воздушного судна. Сестра трудилась стюардессой. Естественно, когда Сергея Гамбаряна назвали чуть ли не самоучкой, возмущению его родных не было предела.
Рассказывает Арсен Гамбарян:
— Сын ведь всю жизнь учился, и все его образования были связаны с авиацией. Школу Сережа окончил в 16 лет, и сразу поступил в Ленинградское авиационно-техническое училище гражданской авиации. Там он получил диплом техника-технолога по организации воздушных перевозок. В 18 лет Сережа закончил училище и пошел работать бортпроводником, а параллельно учился в Московском государственном техническом университете гражданской авиации. Там он получил специальность менеджера.
Одно время хотел пойти работать представителем авиакомпании, но понял, что офисная работа не для него – сын всю жизнь мечтал летать. И вот нам сказали, что есть возможность поступить в Южно-Уральский государственный университет, где открылась программа обучения на пилотов коммерческой авиации.
— Это действительно были курсы, которые длились 10 месяцев?
— Это была программа переобучения, утвержденная «Росавиацией», для людей с высшим техническим образованием, которые бы хотели переобучиться на пилотов. У ЮУрГУ есть официальное разрешение Минобрнауки на обучение по такой программе.
Теоретическую часть ребята осваивали в учебно-тренировочном центре в Екатеринбурге, а летную — на базе центра подготовки пилотов «ЧелАвиа». Да, это частный центр, но такой летной практики, как у них, не дают сейчас ни в одном училище гражданской авиации. У меня есть видео тренировочного полета Сергея — он самостоятельно во время того полета трижды взлетал и трижды заходил на посадку.
— Но ведь к «ЧелАвиа» у Росавиации есть претензии, якобы, они набирали пилотов на обучение по одной программе, а учили по другой. Из-за этого лицензий лишились десятки пилотов. (Напомним, проверки частных летный училищ началась после того, как в 2013 году в Казани разбился «Боинг-737». Тогда выяснилось, что один из пилотов приписал себе часы налета – ред. «МК»).
— Но все эти пилоты обучались позже, чем Сережа. Сын закончил обучение в 2014 году, получил свидетельство пилота коммерческой авиации. Кстати, диплом Сергея проверяли в числе прочих, и признали его легитимным.
— У него действительно было 810 часов налета?
— Да, по программе переподготовки он отлетал 150 часов на двух типах самолетов — однодвигательном и двухдвигательном. С таким налетом он выпустился из «ЧелАвиа», устроился в авиакомпанию «Ангара», которая базируется в Иркутске.
Оттуда Сергея направили в центр переподготовки летного состава, чтобы он переучился на Ан-148. В декабре 2015 года он начал летать. В «Ангаре» сын проработал полтора года, параллельно учился в Санкт-Петербургском государственном университете гражданской авиации. Там он получил диплом по летной эксплуатации гражданских воздушных судов. В августе 2017-го он поступил на работу в «Саратовские авиалинии».
— Почему он перешел в другую авиакомпанию? Там зарплата была выше?
— Нет, просто он ведь сам из Москвы, а «Ангара» базируется в Иркутске. «Саратовские авиалинии» же набирали пилотов-москвичей, чтобы совершать рейсы из Москвы. То есть Сережа поменял место работы, чтобы быть ближе к родным.
— Многие пилоты жалуются на сильную нагрузку, что они не успевают высыпаться, совершают по пять рейсов в день. Сергей не перерабатывал?
— Нет, у них с этим было строго. Но летали они много, выполняли полную санитарную норму. Обычно у него было три рейса. И в день катастрофы он должен был лететь в Орск, потом вернуться обратно и полететь в Пензу. Там у них планировалась ночевка.
— Перед рейсом не было у Сергея плохого предчувствия?
— Да вы что, он наоборот такой вдохновленный из дома ушел. Он ведь очень любил летать. Всю жизнь к этому шел, с 16 лет, а осуществить мечту смог только на четвертом десятке.
— Он ведь незадолго до трагедии из отпуска вышел?
— Да, после отдыха это был его третий полет.
— Вы ведь и сами 40 лет проработали пилотом. Как вам кажется, что могло произойти в том роковом рейсе?
— Даже не знаю. То, что сейчас пишут, что они не включили обогрев приемников полного давления, на мой взгляд, полный бред. Я на этом типе судов не летал, но мне приятель вчера прислал техническое руководство для Ан-148. В нем сказано, что в случае, когда не включен обогрев, об этом машина сигнализирует тремя разными способами: идет речевая информация, тональная (звуковой сигнал наподобие будильника), плюс на табло выводится текст. Не заметить этих сигналов невозможно: надо быть глухим и слепым. И сигнал поступает еще когда самолет находится на полосе, перед взлетом.
— Сергей не говорил, может, у этого борта были технические проблемы?
— Нет, не говорил.
— Вам, как родственникам, сообщают какую-то официальную информацию?
— Нет, обо всем мы узнаем только из СМИ, каждое утро начинаем с чтения новостей. Сегодня узнали, например, что удалось расшифровали речевой самописец. Я, конечно, буду добиваться, чтобы мне дали прослушать эту запись. Во-первых, хочу как пилот оценить ситуацию, которая возникла у ребят на борту. И хочу в последний раз услышать голос сына.
— Версия теракта на борту вам кажется возможной?
— Я бы не хотел сейчас обсуждать непроверенные версии, но изначально очевидцы говорили, что самолет начал разваливаться в воздухе, что он загорелся еще до столкновения с землей.
— По телевизору показывают лишь один и тот же кадр с двигателем, — вступает в разговор двоюродная сестра Сергея Гамбаряна Надежда. — Где фюзеляж, где крупные обломки? Ведь самолет ударился о землю, должны остаться крупные части. Мне кажется, все же был взрыв в воздухе.
— Как вы узнали о произошедшем? — снова спрашиваем отца.
— Я узнал о трагедии, когда еще никакой официальной информации не было. Мне позвонил знакомый, который летает на этом же типе самолетов. Ему по своим каналам сообщили о катастрофе. Он спросил, не в Орск ли полетел Сережа. Я все понял.
— На место крушения вы не ездили?
— Мы хотели, позвонили в штаб, но там нам ответили, что никого на поле не пустят. «Сидите дома и ждите информацию». Мы и ждали.
— Вам сказали, когда вы сможете похоронить сына?
— Несколько дней назад я ходил сдавать ДНК для опознания. Следователи сказали, что фрагменты тел очень мелкие, что на их идентификацию понадобится от одного месяца до трех. Долго у меня расспрашивали, был ли у Сережи крестик, какой марки часы, какой телефон. Сказали, что если найдут что-то из вещей в хорошем состоянии, отдадут. Но это вряд ли.
— Были у Сергея за то время, пока она летал, нештатные ситуации на борту?
— Мелкие были, но их никто не вспоминает и не считает. Что могло произойти я не знаю, но, надеюсь, Сергей сделал все возможное, чтобы попытаться спасти людей.
