Заявляя, что во время его правления не было бы войны, второй президент Кочарян имеет в виду, тем не менее, не только постреволюционный период или именно последние месяцы, год. Более того, Кочарян, тем не менее, имеет в виду дореволюционный период. Основой для такого вывода служит то, что Кочарян был близок к власти именно в этот период, а не после революции, Следовательно, если Кочарян не выражает абстрактных мнений, с расчетом примитивного политического дивиденда, а ссылает сигналы политического содержания, то его слова должны относиться к тому периоду, к которому относятся основательные для возможной власти обстоятельства. А то, что Кочарян в дореволюционный период в том или ином формате претендовал на власть и видел себя «наследником» после истечения срока Саркисяна, было довольно очевидно и в те годы.
Серж Саркисян всячески противостоял этой перспективе. Может, потому, что сам Кочарян в 2007-2008 годы имел намерение сформировать другую власть, нежели правление Саркисяна и абсолютное большинство республиканцев. Возможно, у Саркисяна были другие причины. В любом случае, довольно прозрачным был его намек Кочаряну в 2014г уйти из политики. Саркисян, заявляя о намерении перейти к парламентской модели правления, в то же время будто оставил место для уступки, добавляя, что сам он против этой модели. Возможно, в случае готовности следующего президента пойти на уступку, Саркисян не пошел бы на изменение модели. Конечно, это лишь мотив, который не отражает всей действительности. Но в логике развития действий и при наборе намеков и сигналов, все это имеет место быть.
Получая отказ уйти вместе, Саркисян пошел путем почти единоличного формирования послепрезидентской власти, особенно, оставаясь фактически одним в системе правления после апрельской войны. Сейчас Роберт Кочарян намекает, в первую очередь, прежней системе правления, что причина нынешней ситуации в том, что Саркисян противостоял ему в возвращении власти. Тут также имеется некий упрек прежней системе, что она не подействовала на Саркисяна, чтобы тот вернул власть Кочаряну. Этот промежуток, по сравнению с годами властвования Кочаряна, был полон катаклизмов: экономический кризис, падение, казанский процесс и т. д.
Кочарян пытался разыграть именно это обстоятельство, пытаясь удостоверить разные стороны власти, что стабильность может вернуть лишь он своим приходом. Но система ждала шагов именно от Кочаряна, чтобы не выходить против Саркисяна, а Кочарян, наоборот, ждал активных шагов от системы, не идя на личный риск. Вопрос в том, что все это составляет круговорот сложных геополитических причинно-обстоятельственных факторов в Армении и вокруг Армении, что оставляет свой след на отношениях представителей прошлой системы. А это сейчас скомплектовано в формате «17-и», где в новой обстановке друг против друга оказались Серж Саркисян и Роберт Кочарян, борясь за ресурс прежней системы правления.
